В России любят говорить, что россияне ни на какой «майдан» не пойдут. И именно эта фраза звучит как приговор стране. Потому что граждане не выйдут и для того, чтобы защитить свое государство от нового 91-го.

Только ленивый не писал, что полтора года назад «крымская весна» отправила российскую экономику в нокдаун. Только ленивый не писал, что санкции совпали с падением цен на нефть, создав для Кремля ситуацию «идеального шторма».

Но все комментарии к таким текстам обычно сводятся к тому, что «как бы плохо не жили россияне – никакого Майдана в стране не будет».
Да. Не будет.

Не будет палаток на Красной площади с чаем и бутербродами.
Не случится сцены напротив ЦУМа, с которой будут выступать Алексей Навальный и Вася Обломов.
Не будет кухни в Историческом музее, Автомайдана на Бульварном кольце и переговоров с властями о правилах проведения досрочных выборов.
Забудьте.

Потому что любой протест – это история о повышении ставок. Уличная демонстрация – это покер: тот, кто первый скажет «пас», тот и уйдет со сцены.
Год назад именно это мы и наблюдали в Киеве: сила против силы.
Побили студентов – вышли сотни тысяч. Приняли законы против протестующих – на Грушевского полетели первые коктейли Молотова. Расстреляли активистов – улица вынудила Януковича покинуть страну.

На любом этапе Майдан мог отступить – и проиграть. Янукович на любом этапе мог залить страну кровью – и на какое-то время победить.
Думаю, что именно этот урок в Кремле вынесли из ситуации. И никакой «Болотной» не будет – ее отдадут на растерзание «Антимайдану» во главе со стоматологом по прозвищу «Хирург».

Если этого не хватит – дадут отмашку ОМОНу. Если не хватит ОМОНа – подключат внутренние войска.
В этом тесте на прочность тестикул Кремль уж точно не согласится проиграть. Тем более, что любой уличный протест сразу же объявят иностранным вмешательством, по которому можно и нужно открывать огонь.
Именно поэтому я не верю в перспективу Майдана в России.

Ни в «болотный» – тот, что с «рассерженными горожанами». Ни в народный – тот, что с шахтерами, перекрывающими дороги. Не достучатся они ни до кого своими касками.
Не смогут.
К сожалению.

К сожалению – в первую очередь, для самой России.
Потому что Майдан – это история про смену элит. Когда на смену одним приходят другие, но государство сохраняется, процессы продолжаются, а меняется лишь архитектура внутренних взаимосвязей.
Майдан – это доведенный до экстремума запрос на эволюцию, единственной альтернативой которому может быть тотальный слом системы.

Потому что современная Российская Федерация – это государство, выстроенное, не в последнюю очередь на консенсусе элит.
Не только столичных, но, в том числе, элит региональных и центральных. Именно они являются единственными субъектами принятия решений в РФ – любой пересмотр полномочий, рентных платежей, региональных изъятий и поступлений обусловлен усилением или ослаблением той или иной группы влияния.

В девяностые годы, когда государственный бюджет России напоминал решето, а нефть стоила неприлично мало, центробежность была основным содержанием внутренней политики.
Того же главу Татарстана Минтимира Шаймиева Кремль долго уговаривал вычеркнуть из конституции республики слово «суверенная».
Убедил. Взамен регион получил солидный кусок полномочий и бюджетного пирога.
Собственно, все девяностые как раз и были эпохой полураспада.
Это закончилось лишь с подорожанием нефти.

В тот момент Кремль получил возможность при помощи нефтедолларов заливать центробежные настроения – деньги помогали если не решать проблемы, то купировать их.
И, по стечению обстоятельств, этап дорогой нефти совпал с приходом к власти Владимира Путина.
То, что в «нулевых» эпоха центробежности на время прекратилась, не было его прямой заслугой. Если бы нефть продолжала стоить 20 долларов, мы бы увидели к «десятым» совсем другую Россию.
Но цены на нефть, которые выросли в прошлое десятилетие, вновь упали год назад. А из-за аннексии Крыма Россия лишилась доступа к западным кредитам, на которые она существовала в «девяностые».
Ибо санкции.

Поэтому Россия второй половины «десятых» будет похожа на саму себя десятилетней давности – но в обратной перемотке.
Сперва – дефицит бюджета, сокращение расходов, истончение финансовых кубышек.
Затем – попытки реструктуризации долгов госмонополий и угроза дефолта госкорпораций.
На губернаторов будут вешать все больше обязанностей, требуя от них самостоятельности. При этом тех, кто будет обретать эту самую самостоятельность, станут снимать с должностей из опасений потери контроля.

Удержать на прежнем уровне раздутую «социалку» будет все труднее. Придется выбирать между сокращениями расходов и включением печатного станка.
Непрофильные расходы будут резать – дольше всего на прежних масштабах иждивения останутся бюджетники как ключевая электоральная база власти.
Армейские программы тоже будут неприкосновенны – опустошая российские «закрома».
Следом наступит время конфликта между крупнейшими финансово-промышленными группами: конкуренция за доступ к бюджету будет обрекать их на соперничество. Между регионами-донорами и дотационными областями будет расти напряжение. Рано или поздно на какой-нибудь из периферий с подачи местных элит начнет звучать тезис «Хватит кормить Москву».
Мы это все уже проходили.

Cтраны разваливаются не только из-за вторжений или революций.
Распад вполне может происходить в результате внутриэлитного сговора. Население может этому помешать – если оно активно и пассионарно. Или безучастно наблюдать – если любая низовая активность в нем подавлена на уровне инстинктов.
Именно по этой причине в 91-м году распад Советского Союза выглядел эдакой кабинетной игрой – за пределами мегаполисов улицы кишели очередями, но никак не митингами.

Кремль своими собственными руками лишил российский народ права на субъектность.
Забрав у него выборы, заморозив политическую систему, объявив любую несанкционированную властями гражданскую активность – преступлением.
Людей попросту отучили объединяться ради защиты того, во что они верят, внушив им, что «тем, кто наверху – лучше знать».