Догвилль

[rokus]

Несостоявшийся переход Рустама Худжамова в «Металлист» достоен если и не кисти Босха, то уж камеры фон Триера. Почему – объясняет Дмитрий Литвинов.

«Ильичевец» – воплощение ада в украинской версии футбола.

Пока самые нетерпеливые щелкают мышкой на кресте в углу вкладки браузера, а кто-то вспоминает Билла Симмонса и Роджера Клеменса, я все же продолжу. Чему бы не учили нас фильмы Тарантино и книги Достоевского, зло редко бывает неприкрытым. Нет ни мерцающих стрелочек, ни указателей с подписью «Нехорошо». Есть объективная реальность, данная нам в ощущениях. И мне эти ощущения подсказывают, что фильм про «Ильичевец» лучше всех в мире снял бы не Тарантино, а сумрачный датский гений Триер.

Это не были бы декорации «Меланхолии» или, раз уж был помянут Билл Симмонс, «Антихриста». Нет. То, что происходит в Мариуполе остается в Мариуполе, очень напоминает Догвилль. Просто представьте начало фильма. Тихий патриархальный городок, в котором есть отец большой семьи. Назовем его, скажем, Николай Петрович. Когда-то он был успешным менеджером, работал в крупнейших корпорациях страны, а теперь вышел на пенсию и учит молодежь уму-разуму. И все в семье вроде бы и неплохо, но и так чтобы мы могли назвать ее счастливой не выходит.

Николай Петрович скуп на эмоции. Сам себя он, как и любой подросток 60-х, втайне сравнивает с Холденом Колфилдом

А дело вот в чем. Пенсия, которую получает Николай Петрович – на самом деле зарплата. И получает он ее за то, что присматривает за своими родственниками, как бы чего не натворили, не уехали в другой большой город. Он, разумеется, делает это из лучших побуждений, по крайней мере изо всех сил убеждает себя и окружающих, что если кому-то из многочисленных племянников поступит действительно выгодное предложение, то, конечно, он не будет его удерживать. Хотя в глубине души Николай Петрович и понимает, что эта синекура не идет на пользу ни ему, ни родным. Он все чаще ловит себя на том, что даже любимая голубятня уже не доставляет ему былой радости.

Конечно, про отсутствие радости говорится не прямо. Так, в проброс, намеками, Николай Петрович скуп на эмоции. Сам себя он, как и любой подросток 60-х, втайне сравнивает с Холденом Колфилдом. Он действительно ловит ребятишек, как считает – над пропастью. С рожью в его городе не сложилось, но это же все условности, в конце концов, можно просто изобразить ее на асфальте с помощью пары золотистых мелков.

Но вот в городе наконец что-то происходит. Проездом из крупного промышленного центра Х. в Догвилле оказывается менеджер преуспевающей компании. Его машина ломается, а пока ее чинят, он решает провести несколько дней в городе, который кажется таким симпатичным. Х. ведь тоже еще десяток лет назад был захолустьем, однако ему повезло выбраться в люди – если, конечно, можно так говорить о городах. Нужно-то было всего пару энергичных людей, которым было не все равно, а дальше бизнес завертелся и не так давно в градообразующее предприятие, или просто в ГП пришел новый владелец, готовый тратить и немало тратить на персонал. Конечно, в ГП тоже не все идеально, кто-то задумывается о том, что у нынешнего босса денег-то совсем недавно не было, и неизвестно надолго ли нынешние благополучие и даже роскошь, не угаснет ли у молодого увлекающегося человека внезапно развившаяся любовь к футболу.

Но это тема для другого фильма (кстати, его отлично снял бы Финчер, он любит такие истории с нервом). А пока за чаепитием у Николая Петровича гость рассказывает, что у них все хорошо, но вот в одном из отделов намечается вакансия. Там с людьми вроде как все хорошо, но больше по числу. Один из сотрудников готовится выйти на пенсию, у другого нашлась бабушка в Сербии и он все меньше времени проводит на работе, еще парочку людей держат больше для счета. Потому энергичные люди, готовые уехать в Х., не помешали бы. И надо же, какой поворот – один из родственников Николая Петровича оказывается едва ли не идеальным кандидатом на эту работу. На общем собрании глава семейства дает добро на переезд. Титры, выплывает слово «Конец».

Но это же Ларс фон Триер, а не Тодд Филлипс. Потому, когда зрители, спотыкаясь о ведерки с поп-корном, уже готовятся уходить, недоумевая, почему в зале не включают свет, на экране вслед за «Конец» всплывает «…первой части». И начинается вторая, в которой семейное торжество сменяется буднями, подготовкой к отъезду, до которого племянник Николая Петровича (назовем его Рустам) буквально считает часы и минуты. Он парень неплохой, знает себе цену, когда-то уже работал в Х. И неплохо работал, но совершил ошибку при выборе следующего места трудоустройства и в итоге был вынужден уехать в Догвилль.

Каким бы не был ад, в котором мы живем, мы можем свободно вырваться из него. И если люди не вырываются, то они остаются там по своей воле

И тут, в разгар приготовлений, Николаю Петровичу звонят. И объясняют, что будет лучше если Рустам побудет у него еще полгода, оказывается его трудовой контракт с предыдущим местом работы еще действует. И вот закавыка, ладно бы с ним, с контрактом, но корпорация, куда манят любимого племянника Николая Петровича, конкурирует с его новым местом работы. Патриарх и рад бы что-то возразить голосу в трубке (имени собеседника он не знает, для себя называя его из-за легкого акцента «Мистер»). Но этот голос мягко напоминает, что вообще-то и сам Николай Петрович, и все его большое семейство живут так тихо, мирно и спокойно вовсе не за свои деньги, а за те начисления, что капают Николаю Петровичу на карточку раз в месяц. И в случае возражений с переводами внезапно могут возникнуть трудности, время сейчас неспокойное, говорят, что в Киеве даже волнения какие-то. О волнениях Николай Петрович что-то слышал, даже смотрел по телевизору, но на «Интере» сказали, что это все какие-то временные трудности и скоро все закончится. Впрочем, проверять и возражать он, несмотря на всю репутацию крутого мужика, не решается, слишком любит, семью, голубей, наконец это же всего полгода. Разговор заканчивается. Крупный план Николая Петровича, в уголке глаза у него застыла слеза, зрители видят, как она медленно скатывается вниз. Титры, «конец», все идут пить чай.

Не совсем, извините. Ведь после такого фильма хочется поделиться мыслями, эмоциями, так что еще пару абзацев придется потерпеть. Когда-то Сартр написал «Ад – это другие». А дальше расшифровал: «Каким бы не был ад, в котором мы живем, я считаю, что мы можем свободно вырваться из него. И если люди не вырываются, то они остаются там по своей воле». Ничего лучше об истории несостоявшегося переезда Рустама в Х. написать нельзя. В этой истории, как и всегда у Триера, не жалко никого. Каждый платит за свои ошибки, за свои действия и бездействия. Немая сцена в конце кажется единственно логичным выходом, который как раз показывает, что выхода нет.

Вряд ли стоит делать из этой истории большую трагедию. Она просто напоминает о том театре абсурда, которым является многое в Украине, в том числе и футбол. Вещи не всегда называют своими именами, это нормально. Ненормально, когда это становится нормой жизни, литература не может состоять только из басен. И когда покидающий городок менеджер в своем телефонном разговоре говорит «Х., у нас проблемы», то верит, что проблемы временные, не желая задумываться, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Все, вот теперь конец, титры. Любые совпадения с реальными людьми и событиями – случайны.

А кроме того я считаю, что Догвилль должен быть разрушен.

http://ua.tribuna.com/football/1010230033.html

[zlex40]

Стругацкие. Град обреченный писал(а):– Да, многие так думают, – сказал он. – Но это неправда. История знает случаи, когда людей брали живыми на небо, но никто никогда не слыхал, чтобы их – в наказание! –живыми ссылали в преисподнюю.

А может все не так мрачно? Может это чистилище?

Сергей Соловьев писал(а):Во время съемок актеры, и в особенности Саша Абдулов, интересовались: «А в каком жанре мы снимаем картину?». А тогда, когда шли съемки, я говорил: «Снимаем в том жанре, в котором живем,— в жанре маразма».— «А какого маразма,— не успокаивался Абдулов,— трагического или комического?» — «Трагического».

[domic]

Автору сочинения - браво!

[nato]

Это шедевр!!!