Я узнал его по тормозному следу. Дать такой разворот у служебного крыльца "Ростова" мог только мой герой.
Ну и по машине, конечно. Попробуйте только сказать, что белый "Мерседес" и Игорь Гамула не монтируются. Я огорчусь.
Надо б написать "я позавидовал" – но нет, не завидовал. Порадовался как за себя. У хорошего человека все путем.
– Предыдущее наше интервью называлось "Парень я веселый", – напомнил я.
Гамула насторожился. Пришлось снизить градус:
– Ничего не изменилось?
– Нее…
Но взял себя в руки. Попытался нахмуриться:
– Веселиться нечему. Но я оптимизма никогда не теряю. В любой ситуации найду хорошее. Что грустить, б…?
Я нашел эту мысль ценной. Про себя отметил красным карандашом. Мой друг Игорь Васильевич продолжал:
– Возраст такой, что надо б поменяться. Люди в 55 уже в галстуках ходят. А я, видите, все в майке и трусах… А вот не меняюсь! И хорошо!
***
– Прошлый сезон у вас вышел задорный.
– Ох, не говорите. Поставили главным тренером, все неплохо. Ребята приняли. Тут случилась игра с "Уралом".
– Ваши послематчевые высказывания разлетелись по всему миру.
– Да. Кое-кто меня неправильно понял. Никогда во мне не было расизма! Я всех люблю! Ну да, пошутил. Хорошее настроение, первая победа, эмоции перли… Хотелось, чтоб радостно было не только мне, а всем вокруг. Говорил с воодушевлением. Старался.
Возьми, да скажи: "У меня и так шесть черных". А какие они – зеленые? Не пойму! Скажи я – "темнокожих", забыли бы сразу. Как можно было не догадаться, что кто-то не понимает шутки? Тупость моя!
– Сегодня у вас есть шанс. Заявите через большую газету – "Я люблю негров".
– Так скажут – снова Гамула про негров…
– Давайте переформулируем – "африканцев".
– Вот так – хорошо. Я люблю африканцев! Всегда и везде у меня их было много.
Тогда-то поначалу-то все было тихо – даже Григорянц сказал: "Никаких разбирательств не случится". Потом господин Главный решил, что должно быть иначе.
– Вы же Толстых тысячу лет знаете.
– В том-то и дело! Почему мне и обидно было!
– Как до вас доносились новости – что в ЮАР кто-то возмутился, в Англии?
– Еду в машине, звонит Шикунов: "Елки-палки, какая-то чепуха назревает. Надо быстренько что-то сказать". Я вроде все объяснил. Затихло. А дней через десять – снова. В команде началось движение среди темнокожих футболистов.
– Покаялись бы. Перед чернокожими-то.
– И собрал их, и покаялся! Мне не зазорно! Раз считают, что обидел – пожалуйста, извиняюсь. Потом отправился на КДК, там уважаемые люди. Салькову говорю: "Владимир Максимович, вы ж меня знаете…" Так сразу сделал вид, будто впервые меня видит.
– Там тоже извинялись?
– Если б я в суде так выступал – мне что угодно простили бы. Прямо из зала выпустили бы. Выходим, юристы мне шепчут: "Теперь-то все будет нормально. После такой речи совещаться они будут долго…" Я кофе допить не успел – вызвали! Все было решено!
– Скажите честно – вы хорошо относитесь к чернокожим?
– Они сами ко мне бегут, обнимаются! Ксулу говорю: "Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Два раза ездил с молодежным составом. На что ты обижен?"
– Самый удивительный чернокожий игрок в вашей жизни?
– Работал я в "Закарпатье". Тренировались в Чопе. Приезжает парень с африканцем, предлагает – посмотрите, мол. А тот неказистый, в каких-то трусах ниже колен… Ну, не смешно?
– Смешно.
– Ладно, говорю, пускай выйдет, раз уж из Африки столько ехал. Запустили его в "квадрат" – как он начал моих "щипать"! Одному воткнул, другому!
– И что?
– Через три дня играл у меня в основном составе.
– Откуда парень?
– Оказалось, даже не африканец. Бразилец Леандру. Здоровенный, всю левую бровку держал. Быстро продали его в "Таврию". Зазнался-то он, конечно, сразу… Звонит иногда.
– До какого уровня поднялась цена?
– Кажется, просили 500 тысяч. Не в Киев же продавали.
***
– У вас была довольно милая передача на телевидении. Все в прошлом?
– Да какая там передача… Смотрите, что творится. Я в шоке от всего этого. Я люблю Украину, я там родился. Мама до сих пор живет в Алчевске. Она ничего не понимает. Голубцы мне готовит, а политику понять не в состоянии. Не понимает, почему ей пенсию не платят десять месяцев. Не поймет, кто там с кем воюет в Донбассе. Психологи говорят, надо себя ограждать от этого, – а я не могу. Каждую ночь не сплю!
– Снаряды рядом не пролетали?
– Алчевск, тьфу-тьфу, обошло. Просто люди голодные, денег нет. Я маме что-то привожу – а остальным никто не привозит.
– Что ж не перевезете в Ростов?
– Да ее танком не сдвинешь! Соседи потихоньку умирают. "Скоро и я", – говорит. Да ладно, отвечаю. Потерпи до ста, немного осталось.
Нет такого дня, чтоб я маме не позвонил. Первый раз поехал за границу, в Венгрию. Себе ничего не купил, а ей – целый чемодан. Сметал все подряд – какие-то босоножки, платья… Распахнул перед ней – мама оцепенела. Брат говорит: "Мне что привез?" А тебе, говорю, ничего пока. Как мама плакала, как я плакал…
– Ей 90?
– 15 декабря исполнится. Приезжаешь, смотришь на нее – такая маленькая… Настолько жалко становится, что слезы сами выступают. И в плену побывали, и под немцами, – чтоб свои же потом назвали "предателями". Тюрьму пережила, пятнадцать лет в Норильске. Все на свете!
Тут прошелся по дворику своего детства в Алчевске – вспоминал, вспоминал…
– Что именно?
– Дотронулся до дерева – оно было у нас штангой, тогда совсем тоненькое. Сейчас не обхватить. Голубятню кто-то сделал. Я в том дворе с утра до ночи мячик гонял. Ничего у нас не было – мячи сами шили-перешивали. Чтоб харьковские бутсы были похожи на настоящие, кисточкой наводили три полоски.
Вспомнил, как притащил с приятелем рваную сетку для ворот. Бросил в углу, а мать: "Выкини!" А куда ж выкинешь? Украдут сразу. Так и лежала в углу, большая куча… 40 лет прошло.
– Вещь, которая доставила особенную радость в юности?
– Мама светлый костюм мне купила – модный, дорогой… Я ехал в Киев играть за сборную Украины, его надел. Пылинки сдувал. Мама как-то спрашивает: "Что ж не носишь?" – "Берегу". Долго хранил!
***
– Давайте лучше о телевидении. Каким ветром туда занесло?
– Закончил я с "Прикарпатьем", приехал в Киев. Канал "Футбол" зазвал на интервью. Журналисты меня почему-то любят. Спрашивают: что будешь делать? Да ничего, отвечаю. Помидоры выращивать. Посмеялись – и разошлись. И вдруг звонок оттуда же – предлагают свою передачу делать!
– Кто был первым героем?
– Мой друг Заваров. Потом слышу, телевизионщики меня обсуждают: "Пациент скорее жив, чем мертв"… И пошло! По три передачи в день записывал!
– Ого.
– Я ж не мог часто приезжать. Через передачу прошло больше 80 человек. Текст мне поначалу писали, я чувствую – выпадает. Можно, спрашиваю, я из головы буду говорить?
– Получилось?
– Так получилось, что руками развели: "Ого! Да ты Познер!" У меня получалось расположить к себе человека. Вот говорят, Саша Алиев – тяжелый. А мы с ним так разговорились, что одну передачу растянули на две части. С Сашей Шовковским тоже, это вообще интереснейший человек… А Валя Белькевич?
– Тот вообще интервью не давал.
– А ко мне пришел. Тихонечко попросил о Седаковой не расспрашивать. Но так хорошо разговор пошел, что и о личной жизни сказал.
– Прямых эфиров у вас не было?
– Нет. Но я бы выкрутился.
– Самая рейтинговая из ваших программ?
– Шовковский, по моему. Потом – Мостовой и Канчельскис.
– Прежде с телевизионными делами график у вас был хитрый: Ростов – Донецк – Киев. Как сейчас добираетесь к маме, например?
– Неподалеку от Ростова нет украинской границы. Только российская, пост у Луганска. Посмотрят паспорт – и все. Там хорошо к россиянам относятся. Чаще до границы доезжаю – с той стороны брат встречает.
– Чтоб по пути "Мерседес" ваш не "отжали"?
– Прежде такое случалось, но сейчас уже нет. Можно смело ехать, ничего не случится. Просто дороги ужасные.
– Семья у вас сейчас есть? Или возвращаетесь в пустую квартиру?
– Без семьи. Но… Есть хорошая подруга. Еще дочка и внучата. Двое.
– Подруга на женитьбе не настаивает?
– Да куда там. Старый я для этих дел.
– Внуки чем удивляют?
– Внучка знает, что я – не "дедушка", а "Игорёк". Младший внук прежде называл "деда", а внучка его сейчас подучила. Теперь зовет – "Йок". Уж не знаю, чем их удивлять. Насте звоню: "Что тебе привезти?" Оказывается, снова новую Барби выпустили. То какую-то страшную, то во дворце. Еду искать. А парню – то большую машинку, то маленькую, то с управлением.
***
– Ради любви отчаянные поступки совершали?
– Ни одного не помню.
– По водосточным трубам не лазили?
– Еще сколько лазил! Это разве поступок? Это дурость. С базы по простыням вылезали. Новосельцев после матча своей девушке предложение делал прямо на поле. Вот я бы так не поступил никогда.
– Что-то коробит?
– Нет. Просто не сделал бы, и все. Хоть я тоже безбашенный и веселый, а вот так не смог бы. Над теми, кто живет в компьютерах и телефонах, я смеюсь. Мы в 6 утра вылетаем, вроде должны спать на ходу. А он идет по аэропорту и смотрит в телефон. Не ударься, говорю, в стенку, играть не сможешь…
– Вас в соцсетях нет?
– Ну что вы! Зачем?
– Вадим Никонов зарегистрировался в "Одноклассниках".
– Так он же… взрослый?
– Тем не менее.
– Может, ему уже делать нечего? Значит, и я зарегистрируюсь. В свое время.
– Борис Игнатьев – в Facebook.
– Вот мне только Facebook не хватает. Чтоб я тоже в 6 утра с телефоном в руках ходил. Включаю телевизор, посмотрю новости, пробегусь по спортивным сайтам. Все, картина исчерпывающая.
– Когда-то в вашей жизни случилась жуткая авария. Лежали в больнице весь переломанный – а никто не навещал. О чем думали?
– Про этот случай даже мама не знает! Я парень веселый, там тоже наладил общение. Поначалу тоскливо, но быстро отошел. Через два с половиной месяца был на ногах.
Страшнее всего, что челюсть в той аварии вся была переломана. Я и прежде боялся к стоматологу ходить, и вдруг такой ужас. Нос мне заново делали.
– Руль согнулся до лица?
– Откуда я знаю? Чуть задремал… Все случилось недалеко от Ростова. Навстречу КАМАЗ. Мужик видит – меня несет на встречку. Уходит вбок, а я все равно догоняю. В последний момент просыпаюсь от гудка, резко бью по тормозам… Вот этот момент помню хорошо. Дальше – обрыв. Хорошо, ехал на "Опеле", железо крепкое.
– Художник Илья Глазунов говорил: "Друзья меня предавали три раза". Сколько раз вас?
– Я отвечу так: в себя такие вещи старался не впускать. Сейчас точно знаю: дашь денег другу – потеряешь друга. Все, дружба закончится.
– Хорошо, не буду давать.
– А вот я всегда дам! Я такой – отдам последнее!
– Вы меня запутали. Последний момент нищеты в вашей жизни?
– Это когда я в деревне работал, Новотроицкое Херсонской области. Там не было ничего. Зато было весело. А через год я оказался в "Черноморце", началась другая жизнь. Пришел помощником к Сереже Андрееву, всю жизнь ему буду благодарен. Вернул меня в большой футбол. Хоть Андреев на меня обижался. Ему преподнесли – будто Гамула подсидел.
– Но ведь подсидели же.
– Да неправда все это! Я знаю – моя совесть чиста. Обидно только, что долгое время с Сережей дружили, а после перестали общаться. Только сейчас более-менее восстановилось.
– Раз восстановилось, расскажите о деревне. Что веселого?
– Денег в деревне вообще не видели, зато с утра выпил – день свободен. Болтаешься. Я этого даже не стыжусь.
***
– Пить вы бросили. Зачем?
– Потому что работать начал. Иногда могу себе позволить – но если назавтра работать, лучше не прикасаться. Потому что… Вот говорить вам или нет?
– Конечно, говорить. Странный вопрос.
– Потому что не могу пить как нормальный человек. Если пить – то крепко, чтоб наутро не помнить. Это два-три дня. А самое приятное – знаете что?
– Господи. Что же?
– Похмеляться утром!
– Никогда не похмелялся. Рекомендуете?
– Так все люди разные. Я после хорошего вечера с утра встану и с удовольствием махну бокал шампанского. Или два. Ох, какое ж тогда состояние хорошее!
– Самое памятное шампанское в вашей жизни?
– У-ой! Столько шампанского выпито, сколько памятного! Мы ванну шампанским наполняли…
– Зачем?
– Дурковали. Но это все неинтересно. Так неинтересно, что даже рассказывать противно. Нынешние люди этого не поймут. Как им объяснить – что можно выкупать девушку в шампанском?
– Красота какая.
– У нас все это было. Набрали шампанского, налили. Потом, е, сами в этом шампанском ноги мыли. А утром – черпали, пили. Романтика!
– Фу, Игорь Васильевич.
– Я Оле своей рассказываю, она тоже: "Фу-у!" А нам нормально было. Может, кто-то даже пописал в ту ванну. Что такого? Жизнь!
– Представляю восторг девчонки, которую купали.
– Да девчонка-то была не одна… Н-да. Было весело. Ванна небольшая, а шампанского влезло ящиков десять. В каждом по 12 бутылок. Но мы не все выливали, что-то отпивали. Я футболистам своим сейчас говорю: "Если б вы выпили столько, сколько я, вы бы утонули. Ходить бы не смогли. А я в футбол выходил играть". Федотов про меня говорил: "Гамула сделан из гвоздей".
– Если б я мог так формулировать.
– Рассказывал: "Смотрю, Гамула с вечера пьяный в дым. Наутро выходит – и землю грызет…" Так и было! Но я всегда страшно боялся подвести команду. Если выпал из игры – ты предатель. Я мог накосячить, нажраться, но потом бежал лучше всех. Кстати, крепкие напитки тогда не употреблял вообще.
– Герман Зонин до сих пор в восторге от ваших способностей совмещать выпивку с футболом.
– Ну, Герман Семенович… Сейчас уже бреда много в его высказываниях. Нас с Заваровым он любил, это однозначно. В СКА сделал особенную тропу. Мы ее называли "тропа смерти".
– Что это?
– Дорогу засыпали опилками, песком, повесили мячи. С утра через нее гнал. Еще Герман Семеныч фантазировал – "Пентагон", "крокодил"… На все поле. Передача – рывок, последний замыкает. Когда бьешь, картинка перед глазами подплывает. Экзотика!
Зонин все говорил: "Я не сплю, не ем, работаю с утра до ночи…" Потом про блокаду начинал рассказывать. Про войну любил. Еще бегал в свои годы наравне с командой. Мы что придумали – с вечера надевали кеды, трусы, майку… Только он дверь распахивает: "И-эээ!" А мы раз – стоим готовые!
– Радовали старика?
– "О, – говорит. – Да вы молодцы. Я вот тоже с утра шесть километров пробежал". Прятались от Зонина у солдат на базе. Шампанское пьем – а он ходит, голосит: "Гамула! Заваров!" Потом натыкается: "Вы где были?" – "В лесу гуляли…" – "Ну, ладно". Все время искал нас.
– На тренировки с мегафоном приходил.
– Раз так орал, что мембрана вылетела. Бросил этот мегафон на стадионе СКА.
***
– Самое необычное упражнение, которое видели у другого известного тренера, но никогда не дадите своей команде?
– Привязывают здоровенную шину и с ней бегут. Может, что-то это и развивает. Только не знаю, что. В ВШТ спрашивал у Лексакова, тот говорит – бесполезная штука. А Лексаков специалист хороший.
– Как не умирали от тех упражнений?
– Да я 81-й год на подготовке Зонина летал! Пока не совершил ошибку – из Ростова вернулся в Луганск. Единственное, о чем жалею. Поэтому футбольная карьера не сложилась, сам себя погубил. Дурость, тупость!
– Что ж поехали?
– За другом! Заваров туда – я за ним. А меня там не ждали. По всему Советскому Союзу неслось: Гамула мешает Заварову, спаивает. Хотя Заваров жил своей жизнью, женился рано.
– Да и удар в смысле выпивки на вашем уровне не держал.
– Выпить он мог хорошо. Просто на следующий день Заварову становилось дурно. На тренировке работать не мог, это его и губило. Даже не его, а меня. Потому что сразу говорили: "Виноват Гамула, он напоил".
– Заваров – гений?
– Абсолютно гениальный футболист. Никто не мог понять, как обыгрывает. Словно на шарнирах. Взрывной, поле видел прекрасно. Ему все равно было, что за защитник.
– С кем было особенно сложно?
– Я не видел защитника сильнее нашего Сашки Андрющенко.
– Интересный выбор.
– Как же сложно было его обыграть! И никто не мог понять, почему. Всех возили, а этого – никогда. Обязательно своими кривыми граблями выцарапает. Сейчас таких защитников как Андрющенко нет. Великий игрок.
– Был футболист, про которого знали – если обыграете, ногу вам оторвет?
– Валерка Зуев. Хорошо, играл в нашей команде. Я сейчас штанину засучу – увидите.
– Может, не надо?
– Надо! Видишь дырку? Это от Шавейко. Вот от Круглова, вот Жупиков Вася оставил, вот Голубев из "Зенита", а рядом – Новиков и Никулин.
– А чуть поодаль, вот эта?
– То ли Горбунов, то ли Звягинцев из "Шахтера". Это вообще страшные люди. Одним составом играли года по четыре, пробиться невозможно было. Если кого-то в этот состав вводили и парень вдруг мяч терял – его прямо на поле могли убить. За 100 рублей премии закопают. Если "Шахтер" гол забивал – ясно было, что уже выиграли.
– Самый страшный удар, который выдержали ваши ноги?
– Пожалуй, от Голубева. Я даже не понял, больно мне или нет. Встал, побежал и чувствую – что-то не то. Судья тоже заметил, остановил матч. Гляжу, у меня гетра разорвана, щиток искорежен. Отрываю от ноги – а под ним две борозды от шипов. Вот они, сохранились. Смотрите!
– Кошмар какой.
– Хрен его знает, как выдержали кости. Доктор дал что-то понюхать, матч доиграл. Еще удивлялся: вот как так можно пробить пластмассовый щиток? Сегодняшние футболистики не щитки надевают, а тряпочки. Для вида. Мы одевали настоящие – потому что лупили до звезд из глаз.
– Про Заварова мы не договорили. Самое забавное, что услышали от него про "Ювентус"?
– Как-то звоню ему – и слышу: "Pronto!" Говорю: "Слышь, ты, б…" Последний раз в Париже мы с ним чудили. Завар обижается, когда за него рассказывают. Но я все-таки расскажу.
– Прекрасное решение.
– Приехал я в Сент-Этьен с группой тренеров. Загляну-ка, думаю, к Заварову в Нанси. Нашел скоростной поезд, Сашка меня встретил, посидели в ресторане… Наутро Оля выступать начала. Тогда сели в машину и поехали в Париж. Заваров там в тренерской школе учился вместе с Богоссяном и Бланом. Какая ж там шикарная база, какие древние места! Красота неимоверная!
Он поучился, я полежал у него в комнате. Потом поехали бухать. За руль садиться нельзя, еле на ногах держимся – но я все равно сел. Еду по вечернему Парижу.
– Я вам завидую.
– Понимаем, что до Нанси не дотянем – зашли в первый же мотель. Расплатились через какой-то автомат, переночевали в одной кровати… Не подумайте дурного… Наутро Заваров сдал экзамен. Вспомнил – сегодня ж Лига чемпионов, "ПСЖ" играет с ЦСКА! Где билеты взять?
– Где?
– Я позвонил Гинеру: "Евгений Леннорович, здесь два хохла. Может, помните – Гамула и Заваров…" – "Вот это да! Что случилось, чем помочь?" Передали два билета.
***
– Футбол вам снится?
– Постоянно. Вот сегодня снилось – так я мяч подработал, передачу хорошую отдал, кто-то забил… Вернуться бы назад, как бы я сыграл на этих стадионах, на этих полях! Наше поколение совсем по-другому с мячом обращалось!
– Доигрались бы до "Ювентуса"?
– Допускаю! А не сыграл из-за своей тупости и глупости. Ко мне эти слова очень подходят. Вспоминаю молодость – елки-палки, какой же я был дурак! Вот зачем мне надо было выпивать? Знаете, какие тогда мысли были?
– Какие?
– Еще не сыграли – а уже до игры "заряжаемся". Затовариваемся. Чтоб вечером засадить. Не думая, что там будет в матче. Водителю автобуса перечисляешь: "Возьми то-то…" Вместо того, чтоб о футболе думать!
А Заварова Лобан взял в руки, любил Сашку страшно. Как сынок ему был. Спрашивал у него: "Что ж друг твой ко мне не идет?"
– Кстати – что?
– Так я же первый на деревне, мне хорошо! Из-за границы не вылезаю, туфли на каблуках. Нужен мне Киев – если я в Луганске король? Ну, дурак! Если по жизни дурак – то дурак. Вот как можно было не уехать в Киев?!
– Не представляю. Второй раз вас Лобановский не звал?
– Два раза он только Заварова звал. Сашка даже сына в честь Лобановского назвал. Потом Валерий Васильевич ушел в сборную, Киев принял Морозов. С Заваровым не сошлись. Сашка одной ногой уже в "Спартаке", вопрос был решен. И тут Лобан вернулся.
– Виктор Чанов рассказывал, что творил Морозов в Киеве. Я был поражен – так здорово работал в Ленинграде, и вдруг зачудил в "Динамо".
– Выпивал он очень много – видно, мозги чуть атрофировались. А про меня Петржела как-то ляпнул глупость – так отвечаю ему: "Я ж свою жизнь в казино не проиграл…"
– Не уважаете это дело?
– Как-то Георгий Антонян, бывший президент "Черноморца", собрал десяток приятелей – и махнули в Монако на Суперкубок! Золотой человек!
Там зашел я там в казино. Кинул монетку в автомат, другую – и ушел. Не вставило. Ваня Яремчук был у меня на передаче – он-то проиграл вообще все, что имел. Уже и друзья, и футболисты стали от него шарахаться.
– Слез Ваня с этого дела?
– Не думаю. Такие люди не слезают.
– Самый неожиданный подарок, который получили на 55-летие?
– Не было подарков, тихо прошло. Наверное, все на сборах были в феврале. Вот на 50 лет даже Ахметов звонил. А футбольный клуб "Закарпатье" часы подарил. Вот, глядите.
– С кукушкой?
– Без. На обороте фигню какую-то написали. Я всегда езжу на "Мерседесах", так футболисты подарили золотой брелок. Нестор Шуфрич (президент "Закарпатья". – Прим. "СЭ") поздравил, обещал еще подарок вручить. Но пока что-то не вручил. Еще долг большой остался. Но сложная ситуация, мы понимаем. Вообще-то я парень скромный.
– На белом "Мерседесе".
– Да ну… Заработал. Все последние годы меняю "Мерседесы" E-класса. Чуть доплачиваю – пересаживаюсь на новый. Когда вижу "Мерседес" футболиста Григорьева, просто торчу.
– Это что ж такое?
– Последний, S-класс! Я только стал главным тренером в первой команде – хожу вокруг этой машины, рассматриваю. Дьяков заметил: "Васильич, ты еще работать не начал, а уже на такие машины заглядываешься. Хорошую зарплату назначили?" Двумя предложениями меня на место поставил. Да это я так, отвечаю…
Когда в Харькове сажусь в автомобиль Жени Красникова (бывший спортивный директор "Металлиста" – прим. "СЭ"), вообще все внутри замирает. Но тот совсем дорогой.
– Чеснаускас у вас не проходил в состав года полтора – а ездил на "Бентли".
– "Бентли" у него в Литве вроде бы. По Ростову он ездил на BMW X6. Отличный парень, хороший футболист. В дубле нос не задирал. Сам виноват. Расслабился, сидел в Ростове – вместо того, чтоб искать себе команду…
– "Бентли" не для вас?
– Даже в мыслях нет.
– Почему?
– Потому что я люблю "Мерседес".
– У вашего друга Заварова с "Мерседесом" связана печальная история.
– Да, ехал с семьей через Польшу. Бандиты остановили, отобрали машину. У него тоже Е-класс, только "пикап". Я был в Херсоне, на стадионе подходит ко мне начальник милиции. Сводку прочитал.
Я кинулся дозваниваться, но по телефону Заваров мне ничего говорить не стал. Потом рассказал, при встрече. Было очень страшно – под дулом пистолета… Ладно бы, один. А тут жена, дети. Хорошо, не поколотили.
***
– У вас за границей приключения случались?
– Чайники возил на продажу в Югославию и Венгрию. На границе в Чопе приятель мой служил, Сашка Свергун. Играли в "Заре". Вместе дурковали.
– Дурковать на границе – особенный кайф. Знаю по себе.
– Так напивались, что не все могли шагать, проверять поезда. Я надевал кепку, брел по составу… Дурковал страшно как! Все рассказать – взрыв будет. Историй-то много. Я даже книгу собрался писать. Потом подумал – да кому это интересно?
– Это очень интересно.
– Вы думаете? Пьянки, глупости, нелепые поступки…
– В череде нелепых – номер один для вас?
– Был один – нелепее некуда. До сих пор стыдно! Выпивали в Херсоне. Вроде нормально себя чувствовал, иначе никуда бы не пошел. А тут думаю – поеду-ка домой. Сижу на площади, жду маршрутку. Осень, на мне кожаное пальто, – шикарное! Длинное!
– Феерично.
– Люди вокруг ходят. Я на лавочке и отключился – казалось, на долю секунды. Очнулся, привстал – уже в пиджаке и милиция ко мне подходит. Наверное, милиция сама мое пальтишко и прибрала. Если б обычный прохожий начал раздевать, остановили бы. Как же мне было неприятно! Дурак старый!
– Это ж какие годы?
– 1995-й год. Отправили в камеру. Пока местные футболисты не вытащили.
– Вы как-то рассказывали, двух стюардесс склеили. Подробности помните?
– Да сколько их было… Что, так сложно стюардессу склеить? Сейчас футболисты все это повторяют! Как-то я на городской окраине проснулся – до тренировки всего ничего. Выскочил на улицу, передо мной магазин "Спорттовары". Заскочил, карманы вывернул – хватило на мопед "Верховина". Еще 25 рублей осталось – сунул водителю какого-то ЗИЛа, тот бензин слил. А знаете, что это?
– Что?
– Это – жизнь! Это – класс! Чудили, дурковали как могли…
– Куда мопед потом дели?
– Солдаты ездили на базе СКА. Тоже дурковали – кто-то голову сломал на этом мопеде. Может, и стоит книжку написать. Много смешного.
***
– Вы Лобановского вспомнили. Особенный человек.
– Вот удивительное дело – он заходит в комнату, где ребятам давление меряют. У всех сразу подскакивает так, что жить с таким давлением нельзя. Не то, что в футбол играть. Сколько раз с ним разговаривал – столько раз брала дрожь. У меня такая же история сейчас в дубле: футболисты меня видят – то краснеют, то бледнеют.
Энергетика у Лобановского невероятная. Гостиница в Конча-Заспе прямо над полем. Пузач ведет тренировку – и тут Лобан вышел на балкон. Сразу все меняется! По-другому люди бегут!
– Как же они выдерживали такие нагрузки?
– Кто-то выдерживал, кто-то нет. Сашка Бережной, величайший футболист, сразу сошел. Сашка Сорокалет в каком возрасте умер? Совсем молодым!
– Выпивал?
– Баловался, конечно. Володя Бессонов – мой близкий друг! – не в обиду ему будет сказано, очень много выпивал. Сейчас, бедненький, ходит – там болит, здесь болит
***
– От старого Ростова не осталось ничего?
– Что у нас было-то? Заедешь на левый берег – три ресторана: "Петровский причал", "Дон" да какой-то армянский. А сейчас там целый город! Ростов лучше стал! Вот люди прежде были добрее. А сейчас на каждом перекрестке ругань.
– Искал про вас заметки – наткнулся на одну, с заголовком "Является ли дьяволом Игорь Гамула?"
– Это только одна газета может написать. Я думаю – какой из меня дьявол? "Дьявол", блин…
– К установкам вы подходите творчески?
– Стараюсь, чтоб дошло. Если сезон начинаем, могу сказать так: ребятки, надо сыграть первый и последний матч. Первый – чтоб тебя потом год держали в команде, а последний – чтоб не выгнали в межсезонье. Панибратства я не переношу, но футболистам должно быть интересно и весело.
– Бывало, прощали футболиста за то, за что нельзя прощать?
– Одного за воровство простил. Деньги стащил в раздевалке у товарища. Узнала бы команда – оставить бы не получилось. Время показало, правильно сделал, что простил. У парня в мозгу прояснилось.
– Самое веселое собрание в вашей жизни?
– Было в старые времена одно такое собрание, что не забудешь. Известные люди задействованы. Один из дома много вина привез, чуть перебрал. На собрании кто-то выступает – а этого вдруг начинает тошнить со страшной силой. Все вокруг забрызгал. Вот это было весело!
– С вина похмелье крайне гадкое.
– Это точно.
***
– День из собственной юности, который недавно вспоминали?
– Я вспоминал, как мы в 81-м выиграли Кубок СССР – и в тот же год вылетели из высшей лиги! Знаете, почему? Перепраздновали. Мы даже не хотели этих праздников – а люди требовали. Команда отказать не могла. Если игра в субботу, мы в среду едем в Сальск, Белую Калитву, Сулин… Ставим Кубок на стол, сами рассаживаемся и рассказываем. Людей набивалось – по 10-15 тысяч. Потом банкет. Там бабахнем, здесь…
– Потом настает суббота.
– Да. Первый тайм играем хорошо – на второй нас не хватает. Кто-то способен после банкета выкладываться, а кому-то здоровье не позволяет. Двадцать лет спустя я узнал, что некоторые наши футболисты еще и баловались нечистоплотным футболом.
– Неприятно.
– Еще вот какой день вспоминал. Как начали проигрывать, решил нас Федотов сплотить. Поехали на природу. Раки, рыба, уха… Красиво!
– Без выпивки?
– Подразумевалось – без. Жены рядом, детишки бегают. Но какой же банкет без этого самого?
– Трезво.
– Федотов нас всех проверял, но свинья-то грязь найдет. Объединились – я, Заваров, Славка Дегтярев, Юрка Пилипко и вратарь Радаев. С находчивостью у нас хорошо. К удочкам привязали по бутылке, закинули в Дон. Сидим, рыбу ловим. Федотов каждые пять минут ходит, контролирует.
Только он в сторону – мы сразу: фьють… Одну вытягиваем, быстро разливаем на пятерых и дальше сидим. Федотов что-то почувствовал – полез по кустам. Потом поражался: "Ничего нет, а сидят косые!"
– Как-то вы его еще жестче провели.
– В Донецке. История интересная – но молодых мало чему научит. На ужине приметили двух официанток. Запутали их, понятное дело. Договорились: "После одиннадцати встречаемся…"
Жили в гостинице "Шахтер". После отбоя выскользнули, всю ночь гуляли с этими двумя. Так, чтоб сильно выпить – нет. Все-таки игра завтра.
– Это профессионализм. Что Федотов?
– Кто ж знал, что он после отбоя по номерам пойдет, проверять? Нас нет – он сел в холле ждать. До утра досидел – нету! Возвращаемся в 9 утра, стоит автобус. Нас на зарядку везти. Шмыгнули в него, будто первые вышли. Заходит Серега Андреев, видит нас – пальцем у виска крутит…
– Что было?
– Вызвал Федотов после зарядки: "Что с вами делать?" Простите нас, говорю. В игре искупим. Все будет нормально. Мы проиграли, но я пахал хорошо. В штангу попал. А Заварова на седьмой минуте заменили. За ногу схватился, будто ударили его…
– Страшно представить, как вы играли после финала Кубка.
– Это вообще был концерт. Выиграли Кубок, на следующий день оставили нас в Москве. Делай, что хочешь. Потом собираемся на Ленинградском вокзале – Боже мой! Настоящая беда!
– Что случилось?
– Надо было видеть, в каком состоянии приползали. Смеху! Кого на тележке везут, кого ведут под руки. Но все "заряженные", что-то к груди прижимают. Проводница перепугалась, чуть в вагоне от нас не закрылась. Весело!
Предыгровая зарядка у гостиницы "Октябрьская". Завар спит на ходу, а рядом молодой Валера Березин. Тоже засыпает. Он в финале Кубка Заварова с поля за руки тащил, чтоб "мастера спорта" получить…
– Это как?
– Последняя минута, выигрываем. Меняют Заварова – тот еле-еле идет, время тянет. Судья на часы смотрит. А Березину надо хоть секунду на поле провести, чтоб получить "мастера спорта". Так выскочил на поле и начал Заварова выталкивать.
Переутомился, видимо. На ногах не стоит. Говорю ему: "Валера, иди отсюда! Нам ничего не скажут, а у тебя будут неприятности…" Так и получилось – заметили и выгнали Березу прямо до игры.
– К игре полегчало?
– На тренировку вышли, по мячу попасть не можем. Ну, пьяные! Все!
Матч в 7 вечера. Федот нервничает: "Нам же играть!" Собрались шестеро основных: "Ну что, надо собраться". Разлили бутылку коньяка, каждому по 50 грамм. Пообедали, поспали. На установке слышу: "В воротах Кушнарев…"
– Это что значит?
– Радаев "соскочил"! Смотрю на него – глаза прячет. Дегтярев закосил, Баркетов тоже… Начинается игра, девятая минута, Завар: "Ааа…" – падает! Тоже уходит!
– Сильно проиграли?
– Этот матч помню будто вчерашний – 0:1 проиграли, но смотрелись здорово. Лучше, чем в финале Кубка. Там-то вообще игры не было, одна борьба. А здесь только Сашка Воробьев с Андреевым мячей пять не забили.
Залетаю в раздевалку – из этих никого нет. Ах вы, б… Попрятались, паскуды! Распахиваю душевую, а оттуда рука Заварова – раз мне, стакан шампанского. Холодного-прехолодного!
– Здорово как.
– Хлоп, выпил – и так мне хорошо стало… Сразу эти откуда-то повылезали: "Все в порядке?"
– Игорь Добровольский мне рассказывал, как оказался в "Марселе" – так там футболисты даже не здоровались друг другом. У вас в СКА история была похожая – Андреев ненавидел Радаева…
– Да-да, это было. При этом хорошо играли. Пока не начали фигней заниматься, сдавать матчи.
– Вам предлагали?
– Я не шел на это. Когда тренером работал, история была другая. В некоторых моментах руководители заставляли. Но я их же отправлял к футболистам: "Сами говорите, на себя грех брать не стану".
***
– Однажды после поражения от "Андерлехта" Федя Черенков пошел во вражескую раздевалку за автографом одного футболиста. Вы когда-нибудь автографы брали?
– В Португалии у Венгера. У вратаря курчавого, Пфаффа. Еще у немца какого-то. Но самые памятные – другие. 76-й год, юношеская сборная тренировалась в Конча-Заспе. И там же олимпийская готовилась к Монреалю. Мы смотрели каждую их тренировку. Вот тогда мы автографов набрали. Майки у них клянчили, бутсы.
– Кому-то повезло?
– Мне никто не отдал, а вот Сашке Дорофееву Колотов бутсы вынес. Как раз тогда Мунтяна от сборной отцепили, взяли Кипиани. Муня сидит с сигареткой на ступеньках, кто-то ему говорит: "Лобан увидит…" – "Да пошел он!"
– Каррагер из "Ливерпуля" сообщил: "В меня за карьеру плевали лишь раз, сделал это Александр Мостовой". В вас плевали?
– В Костроме.
– Это как же вас туда занесло?
– За дубль играл после травмы. Я – обладатель Кубка, известный футболист. А там мальчишки. Так один начал меня щипать. Говорю: "Слушай, аккуратнее". А он смотрит на меня пустыми глазами: "Пошел на …"
Я долго не ждал, поймал момент – хорошо под него подкатился. С мячом, с ногами вынес за бровку. Тот вскочил – и в меня: харк! А я не думая, ка-а-к дал сразу!
– Отчаянный вы человек.
– На год дисквалифицировали. Пока все начальство не уехало на чемпионат Европы. В федерации футбола на делах остался один Лев Яшин, подмахнул амнистию. Сразу взяли в волгодонский "Атоммаш"… Вот там я творил!
Здесь