В российском парламенте задумались о введении уголовной ответственности за публичное приравнивание политического режима СССР к режиму нацистской Германии — в рамках борьбы с «фальсификацией истории» и «попытками переписать итоги Второй мировой войны» (любимый ужастик кремлевских пропагандистов).
Запретить сравнивать два человеконенавистнических и тоталитарных режима, конечно, можно, но это не изменит их глубочайшего сходства.
К тому же, после этого запрета России придется выйти из Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе: Парламентская Ассамблея ОБСЕ еще шесть лет назад заявила о сходстве нацизма и сталинизма.
Думские инициативы (вышедшие из недр фракции ЛДПР) таковы: внести поправки в статью 354.1 УК РФ «реабилитация нацизма», дополнив состав преступления «публичным приравниванием политического режима СССР к режиму нацистской Германии». До трех лет заключения. Что, мол, «особенно актуально в год 70-летнего юбилея Победы», когда отечественную историю надо защищать всеми силами от наступающих со всех сторон «фальсификаторов».
Творчески развивая думских мыслителей, сталинист и мракобес Николай Стариков требует ввести ответственность и за «отрицание победы СССР в Великой Отечественной войне». Как можно «отрицать» столь очевидный (и никем не оспариваемый) факт, не поясняется. Неужели объявить победителем Германию?
Между тем, столь же очевидным (упертых сталинистов просят не беспокоиться) фактом, как победа СССР в Великой Отечественной войне, является и сходство советского и германского политических режимов. Судите сами.
Во-первых, как сталинский, так и нацистский политические режимы были тоталитарными. Государство стремилось установить (и, большей частью, устанавливало) полный контроль за общественной и личной жизнью граждан. Человек принципиально не признавался как ценность — считаясь лишь инструментом для достижения государственных целей.
Во-вторых, оба режима были полицейскими: подчинение государству и всеобщий контроль обеспечивались репрессивным аппаратом, жестоко каравшим за малейшее сопротивление или инакомыслие. При этом объектом репрессий (при ничтожно малой вероятности спасения от них) мог стать любой гражданин, независимо от своих деяний и убеждений.
В-третьих, оба режима предусматривали разделение общества на группы с принципиально разными правами и узаконенной дискриминацией и преследованиями представителей «второсортных» групп. Разница лишь в критериях сегрегации: сталинисты делили людей по классовым, идеологическим, социальным и религиозным признакам, а нацисты — по расовым и национальным.
В-четвертых, для того и для другого режима были характерны репрессии по отношению к различным народам на основании людоедских представлений об их якобы «коллективной вине», имеющие признаки преступлений против человечности. С одной стороны, это сталинские массовые депортации крымских татар, чеченцев и ингушей, карачаевцев, калмыков, балкарцев, турок-месхетинцев, корейцев, немцев и финнов-ингерманландцев. С другой — «расовая политика» нацистов, включавшая «решение еврейского и цыганского вопросов» печально известными методами.
Исходя именно из этого, в 2009 году Парламентская Ассамблея ОБСЕ приняла резолюцию, где говорилось: «
В XX веке европейские страны испытали на себе два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли с собой геноцид, нарушения прав и свобод человека, военные преступления и преступления против человечества».
Ассамблея напомнила об инициативе Европарламента объявить 23 августа (день подписания в 1939 году пакта Молотова—Риббентропа) общеевропейским днем памяти жертв сталинизма и нацизма и выразила глубокую обеспокоенность по поводу восхваления тоталитарных режимов. А также обратилась к членам ОБСЕ с предложением «полностью избавиться от структур и моделей поведения, нацеленных на то, чтобы приукрасить прошлое или попытаться к нему вернуться», и открыть доступ ко всем архивным документам тоталитарных эпох.
Принятие резолюции вызвало тогда истерическую реакцию в Москве, бессмысленно и беспощадно потребовавшей «поставить вопрос об ответственности за посягательство на историческую память в отношении событий Второй мировой войны». Правда, до уголовного наказания за сравнение сталинизма и нацизма тогда все же не додумались.
Время для такого предложения наступило сегодня — когда полки книжных магазинов позорно переполнены макулатурой, восхваляющей Сталина, а поклонники сталинизма не вылезают с экранов федеральных телеканалов.
Это предложение имеет шансы на реализацию — в конце концов, оно не более чудовищно, чем «закон Димы Яковлева» или закон об НКО — «иностранных агентах», чем фактическое приравнивание протестующих против власти к террористам по тяжести наказания или введение списка «нежелательных организаций».
Между тем, запрещать следует совсем другое: не сравнение большевизма и сталинизма с нацизмом (что является констатацией фактов), а любые попытки восхваления этих человеконенавистнических практик и их организаторов и исполнителей.
Это значит — никаких памятников и бюстов Сталина на площадях, никакого возложения к ним цветов и приема в пионеры, никаких «сталинобусов» и билбордов со сталинским портретом на улицах, и никаких «стенгазет», прославляющих Сталина, в школах и вузах. И прочего, что все чаще требуют активизировавшиеся сталинисты всех мастей.
Речь не идет о запрете на изучение сталинизма как явления — никто ведь не запрещает в Германии изучать нацизм. Но попытка поставить Гитлеру памятник в публичном пространстве или повесить на улице билборд с его портретом (а не на личном участке земли, окруженном высоким забором) должна быть запрещена.
Приходилось уже слышать и читать возражения на сей счет, исходящие, в том числе, от уважаемых мной правозащитников и публицистов — например, от Александра Скобова: мол, нельзя вводить «идеологические запреты», иначе «на месте одной отрубленной головы гидры тоталитаризма рано или поздно обязательно начнут расти две новые». И вообще, «право на собственные убеждения неотделимо от права их публично выражать», а лишение человека возможности выражать свои взгляды — «глубочайшее унижение его человеческого достоинства, даже если это такой моральный урод, как сталинист или фашист».
Ответ на эти возражения прост: запрет на прославление Сталина и сталинизма является не идеологическим, а гигиеническим. Это — мера самозащиты от человеконенавистничества, которую общество должно вводить, чтобы не допустить его повторения и избежать новых жертв.
Если бы в свое время в нацистской Германии «глубочайшему унижению его человеческого достоинства» подвергли главного редактора «Дер Штюрмер» Юлиуса Штрейхера, который годами призывал «искоренить» еврейский народ, — было бы спасено множество жизней.
Готовы ли правозащитники, — в том числе, мой давний товарищ Саша Скобов, — заступиться за неотъемлемое право Штрейхера безнаказанно выражать свои чудовищные взгляды?
Прямо и откровенно скажу: я — не готов. И, думаю, не только я.
Все то же самое относится и к патологическим сталинистам, в последние время лезущим из всех щелей. Необходим жесткий запрет на прославление одного из величайших преступников в истории человечества — без всякого плача Ярославны об «унижении человеческого достоинства» сталинистов.
Потому что сталинские преступления не имеют срока давности.
Потому что живут рядом с нами жертвы сталинских репрессий, прошедшие лагеря и ссылки.
Потому что живы родственники расстрелянных сталинскими палачами, умерших в тюрьмах и лагерях, для которых прославление Сталина — прямое и отвратительное оскорбление.
И потому что позиция жертвы и позиция палача не должны быть равно уважаемы, а попытка найти у каждого из них «свою правду» есть худшая из форм морального релятивизма: стремление уничтожить в общественном сознании всякую разницу между добром и злом.
Борис Вишневский
http://www.novayagazeta.ru/politics/68653.html