Обугленное лето
Ковыль. По-моему, это ковыль. Слегка привядший, отдавший свои соки жаркому солнцу, стебелек неутомимо елозит по лицу от легкого теплого ветерка, щекочет, так сильно щекочет. Запахи, насыщенные запахи степных трав бьют в нос, дурманят, проникают в каждую пору, в каждую клеточку моего усталого, неподвижно лежащего тела.
Облака. Смотрю на них, белые хлопья ваты на бирюзовой шали, как красиво. Люблю природу, особенно сейчас, когда календарная ранняя осень, но все равно еще лето, пронизывающе родное лето, лето, изменившее меня, выкинувшее в другое измерение мою прежнюю жизнь, бросившее меня… Куда? Что произошло? Черт, не могу вспомнить, знаю, что что-то случилось, память напоминает многоуровневый бункер с задраенными отсеками, в каждом из которых свисают ошметки оплавившихся разноцветных проводов, свисают в полной темноте, а я на верхнем уровне слепо тычусь в закрытые двери.
Гарь. Изменился ветер и появляется запах гари, раскалывая мое возвышенное умиротворение на хрупкие закопченные осколки, перебивающее запах степи. Перед глазами проносится черный дым, откуда он? Что-то горит рядом? А где мой слух был до этого, я же ничего не слышал, но не придавал этому значения, как так, как можно не обращать внимания на отсутствие слуха, а сейчас как в жидком плотном тумане я начинаю различать потрескивание, оно где-то рядом. Страшно. Неужели потрескивание хочет добраться до меня?
Пробую пошевелить головой, дикое, опустошающее усилие. Откуда во мне столько ржавчины? Прямо чувствую, как отслаиваются ее пластины с шейных мышц. Я же был здоров, что превратило меня в обездвиженный кусок органики среди прогретой степи? Ладно, с этим потом. Вот оно, вот оно, вот оно. Голова начинает поворачиваться и в щеку мне немедленно впиваются корни пожухлой травы и теплая земля. Я доволен. Могло быть и хуже. Мог быть… Снег, да? Точно, снег, так его называют. Я помню снег, он белый. Да.
В сектор обзора постепенно вплывает источник потрескивания, почерневший кусок металла круглой формы с лохмотьями резины на нем, которая лениво горит, производя жирную вонючую гарь, перебившую мне все запахи. Поднимаю глаза. Кусок металла круглой формы постепенно переходит во что-то более громоздкое, тоже железное, чадящее, такое непристойно – ненужное на фоне красивейшего летнего пейзажа. Кусок металла тоже горит в нескольких местах. Не люблю этот кусок металла. Зачем он здесь, кто его сюда поставил и поджег? Не люблю.
Периферийное зрение улавливает диссонанс в уютно выстроенной цепочке ландшафта поверхности и глаза мои перебрасываются на тело, лежащее рядом с горящим куском металла. Я не один, как же хорошо. Можно будет узнать у тела, кто я, кто оно, что вообще происходит. Я пытаюсь открыть рот и к моему глубочайшему изумлению, рот открываться категорически отказывается. Я прошу тебя, рот, я приказываю тебе, солдат. Бунт. Мятеж. Саботаж. Рот предпочитает герметичную закрытость всем моим увещеваниям. Интересно, откуда я взял слово «солдат», почему именно оно выплыло из тягучей трясины моего сознания?
Пытаюсь пошевелить руками, руки протестуют, но в конце концов сдаются. Вот только сил в них, как у улитки. Плохо. Вожу раскрытой ладонью по земле, пока не попадается мне камешек. Пытаюсь размахнуться. Куда там. Изо всех остатков сил пускаю камешек по земле по направлению к игнорирующему меня телу. Ура, я попал. Ау, тело, в тебя камешек ударился, встань и поговорим. Тело не встает и вообще занимает позицию полного нейтралитета к происходящему. Зато внезапно от железного чудовища отлетает металлическая пластина и падает на такую же пластину, производя звук, подобный удару в колокол и бункер моей памяти внезапно резко открывает все двери – люки и я проваливаюсь вниз до самого дна, до самого чертова дна.
Лупили по нам так, что броня выдавала не очереди от ударов, а сплошной непрекращающийся гул. Казалось, что били со всех сторон, даже с неба. Передо мной взмывала в воздух земля, часто вместе с идущими впереди машинами, огонь расцветал, огонь растекался, огонь плескался со всех четырех сторон. Пацаны падали, как сено, в этом непрекращающемся вихре огневой атаки. Мы лупили в ответ, иногда даже не зная, куда, все смешалось, все вертелось, все выло, все стонало, глаза сузились до щелочек, зубы сжались до боли, мышцы дрожали от неимоверного напряжения.
Как долго до этого мы просили подмоги, как постепенно затухала надежда, как много их окружило нас, как орал по рации наш командир кому-то в штаб, как мы начинали понимать, что это конец, как мы пошли на прорыв, как теряли людей, как я соскочил с брони за пять секунд до того, как в броню угодил снаряд. Я вспоминаю все это сейчас, лежа на спине, видя, как стебелек ковыля, который ветер провел по моим губам, окрасился красным.
Интересно, почему я все-таки не могу говорить? Наверно, перебит какой-то нерв. Голову смог повернуть, а сказать до сих пор ничего не могу. Думаю, это неважно уже. Все равно, это конец. Жаль. Не себя, жаль мою землю, эту несчастную часть моей страны, которую выжало, искромсало, испепелило, изорвало это страшное, обжигающее, обугленное лето, когда сюда пришли русские.
Уверен, их выгонят. Конечно, выгонят. Нас не победить. Уже хорошо. Уже лучше. Можно закрыть глаза. Можно отдохнуть. Хотя нет, а что это тускло блеснуло между кустами? Надо присмотреться, вот я любопытный, всегда болел жаждой к познаниям. Надо рассеять туман. Да это же растяжка, а мутный отблеск бросила граната. Плохо. Очень плохо. Обидно. Что сам не могу встать, обезвредить. А как хорошо установили, под листочками спрятали, на проволоку ковыля насыпали, головками вверх, все, как надо, только лежащий человек и может заметить.
Потрескивание такое родное. Потрескивание убаюкивает. Пора спать. Я посплю, ковыль поспит, степь поспит, пора заснуть, солдат. Твоя жизнь принадлежит Украине и тебе нечего стыдиться, ты дрался, сколько мог. Спи, солдат.
Шаги? Шаги. Ко мне. Кто там? Засыпаю я, не видите? Дайте отдохнуть. Черт, да это наш. Я знаю его, только имя сейчас забыл, молодой, зеленый совсем еще пацан. Он увидел меня. Увидел! Машет мне. И я машу тебе, друг, в мыслях машу. Твою мать, куда ты бежишь? Стой, дурак, там граната. Стой, гляди под ноги, неужели ты еще не усвоил этот урок? Пытаюсь разлепить губы. Не могу. Мысли безумно мечутся в голове, я кричу внутри себя, я приказываю остановиться, рядовой, слышишь меня?
Рядовой не слышит. Рядовой что-то кричит мне. Что ты кричишь, дурак, через два шага от тебя наша смерть, остановись. Мне уже все равно, тебя жаль. Что ты там кричишь? Когда? Сегодня с 18.00? Перемирие? Прекращение огня? Как? Кто? Зачем? Ради чего?
Перемирие. Перемирие. Пере…
Ян Осока