Форум болельщиков ФК Металлист Харьков

А может, это началось несколько лет назад, когда, после пожара в клубе «Хромая лошадь» и гибели более сотни человек, нашлось много тех, кто утверждал, что они тоже это заслужили, ибо по клубам ходят одни «наркоманы и проститутки, а не приличные люди».

А может, это началось еще раньше, когда не полагаясь на защиту государства, люди подсознательно приняли как аксиому, что нет никакого закона, кроме права сильного?

Не знаю.

Но на сегодняшний день все это смешалось в адскую кашу из «братания» с исламскими фундаменталистами, православия, оскорбленных чувств верующих, великой миссии и духовности.

Не хочется снова писать о том, что шариковая ручка и «Калашников» – несопоставимые вещи, а светское государство, в котором руководствуются не статьями Конституции , а «оскорбленными чувствами», носителям которых позволено всё – нонсенс.

Что лукавить – никто в России не выходил на массовые митинги, когда в США расстреливали чернокожих подростков; теракты в Ливии, Нигерии воспринимаются как фоновые новости и сухая статистика. Почему же тогда, когда речь идет о французских журналистах, то уровень сочувствия к ним должен измеряться тем, насколько Европа готова была провозгласить «je suis Odessa»?

А сколько возмущенных тем, что карикатуристы рисовали на религиозные темы? Многие уже забыли, а большинство просто не знает, какие атеистические карикатуры публиковали в советское время? Почему же те, кто был атеистом, а сейчас стал «истинно верующим», так легко оскорбляется и требует сатисфакции? Да и «истинно» ли «верующим»? По данным СМИ, в рождественских богослужениях участвовали менее 2% граждан России… Не говоря уже о том, что цинично рассуждать, кто более достоин смерти – совсем не по-христиански.

.… Знаете, как последнее время переходят дорогу многие пешеходы? Ну, те последние несколько лет, когда пешеходу внушили, что он всегда и во всем прав, а ПДД –только для водителей? Я имею стаж вождения более 20 лет, и мне это очень бросается в глаза. Пешеход идет гордо, медленно, не поворачивая головы, с полной уверенностью, что ему все должны. Часто подобное необдуманное и противоречащее ПДД поведение приводит к плачевным последствиям.

Когда я слышу про нашу исключительную духовность, солидарность и миссию, я вспоминаю тех пешеходов – самодовольных, уверенных в своей правоте, плюющих на правила и остальных участников «движения» – как аллегорию «выращенного» на данный момент в России общества. Каждый сам за себя, каждый –в полной уверенности, что есть люди разных сортов, и ты всегда – сорта первого, каждый – носитель духовности, и готовый в любой момент доказать, что его религия – самая мирная и человеколюбивая – если надо – даже кровью.

Жертва не вызывает жалости, а рассматривается в первую очередь как провокатор – конечно, почему не сидела тихо, почему осмелилась что-то вякать? Так ей и надо. С точки зрения социальной психологии, обвинение жертвы – это последствие веры в справедливый мир. Для верящего в справедливый мир человека невыносима мысль о том, что несчастье может произойти с кем-либо случайно. Как показал первооткрыватель феномена веры в справедливый мир Мелвин Лернер, чтобы избежать признания ошибочности своих представлений о справедливом устройстве мира, люди реинтерпретируют несправедливое событие, связывая его с поведением или свойствами жертвы, и тем самым одновременно обвиняют и принижают её. А в 1947 году немецкий философ и социолог Теодор Адорно описал явление, которое позже было названо обвинением жертвы, как «одно из самых пагубных свойств фашистского характера». Немногим позже Адорно и его коллеги по исследовательской группе разработали свою знаменитую F-шкалу (где F означает «фашизм»), которая включала среди прочих фашистских черт «презрение ко всему дискриминируемому или слабому». После Адорно некоторые другие авторы также относили обвинение жертвы к типичным фашистским чертам.

Для тоталитарного сознания обвинение жертвы логично и понятно. Только мы, хвалясь тем, что Россия – демократическая страна, абсолютно не хотим порывать с прошлым. Нельзя усидеть на двух стульях , нельзя одновременно сочувствовать жертве и обвинять ее, нельзя одновременно понимать террористов и осуждать их. Откуда этот инфантилизм: «а они-то...», «а почему мы должны им сопереживать, а они – не должны»? Мы должны хотя бы потому, что постоянно кричим на всех уровнях о том, что мы не такие, как они, что их «ценности» нам чужды.

Империи являлись в истории человечества основной формой достижения могущества и территориальной экспансии государствами-цивилизациями. Однако к концу ХХ века все большие империи были разрушены. Последние из них – Испанская, Китайская, Османская, Германская (и Третий рейх), Французская, Британская. Оставшиеся большие цивилизации могут использовать лишь некоторые элементы империализма в своей международной политике. Но создавать новые империи никто в мире не пытается, кроме, конечно, России и может быть Китая.

В ХХ веке Российская империя сумела пережить драматичный период разрушения, возобновления, снова разрушения и снова попытки возобновления. Глядя на эти исторические перипетии, невольно приходишь к мысли – не могут русские без империи жить, это, наверное, заложено в них где-то глубоко. Несмотря на то, что империя является устаревшей формой сосредоточения власти и могущества, россияне рассматривают ее почему-то как единственную эффективную форму для развития своего государства.

Давайте кратко и схематично посмотрим на историческую драму российской империи за последние 100 лет в ситуации общемирового кризиса империи как формы государственных организованностей.

Распад Российской империи в начале ХХ века происходит из-за нежелания российской элиты обновляться, идти в ногу со временем. К началу ХХ века мир ушел вперед, а Российская империя осталась в прошлом. Миропроект большевиков был ответом на безуспешные попытки модернизации России в начале ХХ века.

Имперская драма России состояла в неспособности предложить адекватную времени социальную организацию огромного государства, которое, с одной стороны, гарантировало бы свободы входящим в него народам, а, с другой стороны, обеспечивало бы им безопасность. Эта драма происходила через ряд взаимосвязанных драматических событий: позорное поражение в русско-японской войне 1904-1905, «кровавое воскресенье» и революция 1905 года, провал реформ Столыпина, поражение в Первой мировой войне, приведшее к большевистскому перевороту 1917 года. Первая мировая война породила свои драматические события: публичное отречение императора от престола, приход к власти в стране большевиков, гражданская война.

СССР задумывался большевиками во главе с Лениным как довольно свободное предприятие. Союз советских республик по своей идее означал союз свободных, самоуправляемых через Советы, республик. Превращение союза свободных республик в советскую империю осуществил уже Сталин в 30-е годы ХХ века. Это была воле-властная ревизией теории и практики марксизма. Презумпция определенности как постоянно осмысляемого и пересматриваемого понимания мироустройства, которое затем реализуется в мире, была подменена в советской политике презумпцией воли – воли класса, воли партии, воли партийного лидера.

Сталинская политика предполагала выдвижение близких к пролетариату, волевых, способных к манипуляциям и интригам, но весьма посредственных в интеллектуальном плане пассионариев. Впоследствии ни Хрущев, ни Брежнев, неинтеллектуальные, но достаточно волевые партийные лидеры, не смогли изменить антиинтеллектуальный тренд в партийном руководстве СССР и в административных системах его управления.

Таким образом – рассмотрение политики Сталина в интерпретации культа личности, как это до сих пор продолжают делать в официальной истории в России, есть крупнейшая, прежде всего философская ошибка. Политику Сталина нужно рассматривать в контексте извращения марксистско-ленинского учения о государстве и ленинской политики советского строительства, направленной на равноправный по принципу союз народов внутри социалистического государства. Политику Сталина нужно рассматривать как советский империализм или как империализм социалистического толка.

Если в основание государства кладется философско-научная доктрина, то государственные лидеры должны понимать, развивать и внедрять постоянно развиваемую эту доктрину. Партийные лидеры СССР в принципе не понимали, с чем они имеют дело. Марксизм казался им некоторой сакральной доктриной, которая будучи разработана внутри довольно развитой немецкой классической философии, отвечала на все вопросы экономико-политической социо-культурной организации общества. Цивилизационная претензия марксизма так и не была осмыслена в СССР с точки зрения философии, поскольку сама философия в СССР была практически уничтожена. Именно поэтому марксизм фактически не развивался.

Миру в целом удалось навязать Советскому Союзу – через Первую мировую войну, через гражданскую войну, через Вторую мировую войну, через Холодную войну – непрерывный режим мобилизации всех ресурсов. То есть доминирование воли над смыслом внутри мыслительных установок советских партийных лидеров постоянно подпитывалось внешними условиями выживания в агрессивной среде. Цели мобилизации менялись – восстановление после Первой мировой и гражданской войн, подготовка ко Второй мировой войне, восстановление после Второй мировой войны, Холодная война – однако режим мобилизации для СССР оставался неизменным. Однако мобилизационный режим СССР стимулировал его имперские притязания.

Второй навязанный Западом Советскому Союзу процесс, благоприятствующий его империализации, – это потребительство, конституированное с момента решения 20 июля 1966 года ЦК КПСС о строительстве автомобильного завода в Тольятти и последовавшего затем потребительского бума покупок автомашин советскими людьми. Потребительство стало к 70-м годам ХХ века основным процессом ревизии доктринального подхода к гражданскому обществу в марксистской практике.

Именно потребительство закрепляет потерю описанной в марксизме структуры общества, во главе которого стоит пролетариат, осуществляющий свою власть через Советы. Во-первых, власть полностью и безраздельно переходит к ЦК КПСС (решения Советов становятся формальными). А во-вторых, властные различия между партийно-государственной номенклатурой и основной массой населения закрепляются на уровне материальных различий потребительского общества. Такое различение фактически разрушает пролетариат – с одной стороны, расширяет его до масштабов всего общества потребления, а, с другой стороны, стирает границы между пролетариатом и непролетариатом.

Вторая мировая война привела к созданию Социалистического Содружества. В марксизме это можно было рассматривать как продвижение к мировой социалистической революции. Однако на деле это была имперская экспансия СССР, где марксистская, уже окостеневшая к тому времени, теория использовалось лишь как идеологическая ширма для имперских устремлений партийной советской элиты.

Фиксацией перехода от марксистского идеализма большевиков к прагматизму демонстративного марксизма становится смена партийных лидеров. КПСС вырождается в имперскую партию к концу 60-х годов ХХ века при смене Генерального секретаря ЦК КПСС – на смену Хрущеву в результате имперского переворота в ЦК КПСС приходит Брежнев. Это можно рассматривать как одновременный процесс конституализации потребительства и имперских притязаний на мировое господство узкой и закрытой от ротации партийной номенклатуры. Имперская власть производит новый виток репрессий в СССР и на пространстве Восточной Европы благодаря росту влияния КГБ начиная с Андропова (с 1967года).

СССР оформляется как империя с 30-х по 60-е годы ХХ века, когда происходит онтологический переход представлений советской политической элиты от презумпции определенности к презумпции воли. Осуждение политики культа личности и переход к коллегиальному решению вопросов в ЦК КПСС просто вуалирует имперский режим власти в 60-е годы ХХ века. Кроме того, происходит также отказ от концептуального обновления марксизма и начало использования марксистской доктрины как идеологической ширмы для осуществления по сути уже имперских целей ЦК КПСС. Таким образом, ЦК КПСС становится имперским по сути.

Имперская политика ЦК КПСС копирует худшие образцы имперской политики Запада – идет борьба за геополитической влияние. Война СССР в Афганистане (1979-1989) практически мало чем отличалась от войны США во Вьетнаме (1965-1973). Разница идеологий никак не сказывалась на разнице имперских притязаний.

СССР в 1991 году распался именно как империя. Отторжение советских республик произошло не столько от социалистического общественного строя, сколько от имперской России, отказавшейся от интеллектуального развития в середине 60-х годов ХХ века и заведшей остальные советские народы в цивилизационный тупик.

Что привело СССР к имперскому перерождению? В чем можно увидеть первопричины этой драмы?

У СССР был мировой проект – марксистская теория мироустройства. Эта марксистская теория не принадлежала России-СССР, она была взята изнутри европейского интеллектуального процесса, в котором российские интеллектуалы принимали тогда участие (Чернышевский, Бакунин и др.). Виднейшим марксистом стал Владимир Ульянов (Ленин), которому принадлежит решающая роль в деле осуществления так называемой российской революции 1917 года, после которой в образовавшемся СССР постепенно прекращается развитие не только марксизма, но и всякой социальной философии.

СССР осуществляет крупнейшее из известных в истории уничтожение своего интеллектуально-гуманитарного потенциала в первой половине ХХ века. Если представителей естественных наук и инженерии в СССР пытаются нанимать за рубежом, взращивая постепенно свои научные и инженерные школы, то представителей гуманитарных наук продолжают репрессировать вплоть до хрущевской оттепели (середина 1950-х – середина 1960-х).

В марксизме нет и не могло быть теоретического описания ситуации цивилизационной конкуренции двух больших частей мира, придерживающихся разных картин мира, прежде всего в контексте социального мироустройства. Марксизм задумывался как интеллектуальная инновационная социальная доктрина. Это означало, что внутри основных гуманитарных наук СССР должен был развивать свои опережающие Запад гуманитарные исследования. Однако СССР сосредоточился исключительно на естественно-инженерных науках, полностью игнорируя гуманитарные науки.

Символическим выражением этого процесса была непонятая во многом и по сей день дискуссия «физиков и лириков» в 60-е годы ХХ века. По сути это была дискуссия о том, нужна ли в СССР гуманитарная наука или можно обойтись лишь марксизмом, в котором все уже есть. В этой дискуссии тогда победили «физики» – портреты Эйнштейна и Ландау украшали многие квартиры советских граждан. Кстати Донбасс в Украине оказался анклавом «физиков», победивших «лириков», именно поэтому он пал жертвой имперской пропаганды России последних лет. Гуманитарии проиграли дискуссию, реноме, страну и советскую цивилизацию. Они в этом виноваты или компартия СССР – это уже не важно.

После Второй мировой войны становится понятным, что существующие гуманитарные теории не позволяют уже осмыслять возникающие социальные и идейные процессы, а именно – раскол мира на две идеологические системы (капиталистическую и социалистическую) и появление в Западной Европе новых молодежных и идейных движений. Явное теоретическое отставание марксисткой теории в гуманитарной сфере, порожденное Сталиным и сталинизмом, уничтожившим почти все гуманитарные научные школы в СССР, особенно ярко заметно в Европе, где происходит непосредственное столкновение интерпретаций социальных процессов – между Восточной и Западной Европой.

Ответом на новые социальные вызовы стали новые интеллектуальные движения – постструктуралистская философия во Франции (с 1955 г.) и системомыследеятельностная методология Георгия Петровича Щедровицкого (СМДМ) в СССР (тоже с 1955 г.). Если французская философия привела к созданию первой глобальной философии – постмодернизма, оказавшейся основой сознания потребительского общества и породившей нынешний мировой кризис, то методология не смогла стать не только глобальной философией, но даже методологическим руководством в процессе Перестройки в СССР (1986-1991).

Пафос СМД-методологии состоял в следующем – создать теорию и набор практических мыслительных компетенций для построения коллективной мыследеятельности – общеволия, общемыслия и общечувствия. Эта претензия шла гораздо далее марксизма-ленинизма, стремившегося создать всего лишь общественное государство и общественную собственность как условия для общечеловеческого единства. То, что марксизм пытался произвести в материальном плане, СМД-методология пыталась произвести в идеальном плане – на уровне мышления.

Конечно, внутри теории СМД-методологии скрывался целый ряд чисто методологических недостатков. Наиболее важным, что отражено в моей работе «Об онтологии», было упрощенное понимание коллективной мыследеятельности всего в двух проекциях – онтологической и оргдеятельностной – при полном игнорировании мотивационной (волевой и эмоциональной). Именно это игнорирование, в конечном счете, привело к извращению СМД-методологии в рыночной ситуации, когда методологи оказались вынуждены продавать методологию как товар. Размещенные лишь на живых носителях (творцах СМД-методологии) коллективные цели (мотивации) оказались не подлежащими передаче из поколения в поколение.

Методология также принципиально отказывалась от цивилизационно-этической позиции. Нужно развивать нечто? Вот методология и проект. Нужно разрушить нечто? Вот методология и проект. Сама по себе методология не вмещала этико-мировоззренческие аспекты, вынося эту проблему за скобки самой методологии. Родовая травма методологии состояла в убеждении ее создателей, что их коллективистские цели, почерпнутые ими из марксизма, являются очевидными и легко наследуются следующими поколениями. Это оказалось не так.

Один из методологов, Юрий Громыко, в 1994 году написал статью «Почему методология и методологи проиграли Перестройку?» Громыко высказывает претензии, что методологи не смогли угадать «интуитивную направленность субстанциональной народной жизни» и не смогли занять управляющую позицию по отношению к процессам перестройки.

В своей книге «Момент философии» я ставлю проблему фундаментальнее, нежели Громыко: «После распада СССР марксистская философия утратила доверие в постсоветских странах. А СМД-методология так и осталась застывшей между образовательной практикой коллективной мыследеятельности и философией. Методология и методологи так и не вышли на уровень философского обобщения, без которого невозможна смена установок мышления и создание новых перспектив цивилизации».

Также в этой книге я показываю чисто методологические просчеты методологов по непониманию цивилизационных функций каждого слоя в схеме коллективной мыследеятельности (индивидуальное мышление, коммуникация, коллективная деятельность) и непониманию связей этих слоев в процессе создания и развития цивилизации. Непонимание связки носителей функций слоев «философ–философовед–политик» в контексте этой схемы для создания-развития цивилизации оказалось критичным.

Марксизм не был российской философией. Принимая марксизм в качестве основного научного социального учения и единственной доктрины мироустройства, Россия-СССР вступали в цивилизационную конкуренцию с остальным миром, прежде всего с миром Запада. При этом марксизм так и не был в философском плане развернут и осмыслен, ибо только так могло быть возможным его обновление. Развитие марксизма, которое происходило на Западе (Лукач, Грамши, Хоркхаймер, Адорно), в СССР не только не происходило, но и всяческие попытки подобного пресекались. Все это представлялось как ревизия марксизма, чему давался беспощадный отпор.

СССР фактически уничтожил пытающуюся хоть как-то выжить философию – как марксисткого толка (Ильенков), так и немарксистского толка (Пятигорский, Мамардашвили). Философия в СССР была уничтожена настолько последовательно и глубоко, что уже в постсоветской России свободная и оригинальная философия просто не смогла возродиться (вторичные постмодернисты или эпигоны религиозной философии и евразийства – не в счет).

Историческая судьба подарила СССР шанс создать человеческую цивилизацию принципиально нового типа. Однако эта сверхзадача оказалась не под силу советской элите. Причем, СССР был очень близок к решению этой задачи в 60-70-е годы ХХ века, но разрыв между интеллектуалами и политической элитой поставил жирный крест на этой масштабной цивилизационной задаче. Космос не стал новым концептуальным пространством человеческой цивилизации и на десятилетия перестал приоритетом человечества. Методология коллективной мыследеятельности, созданная для построения подлинно коллективистского общества, не была доведена до философского осмысления и его трансляции в политику, оказалась утрачена на уровне мотиваций при передаче методологических разработок от поколения к поколению и была распродана в розницу в новых рыночных условиях.

Распад СССР в 1991 году является неизбежным следствием трех взаимосвязанных процессов: 1) мировой гонки вооружений (Холодной войны), непрерывно требовавшей мобилизации всех ресурсов СССР для поддержания огромного ВПК; 2) довольно развитого потребительского общества, ценности которого принципиально противоречили ценностям марксизма; 3) отказа от интеллектуального обновления теории и практики цивилизационного строительства в СССР.

Что в большей мере предопределило упадок СССР – слабость интеллектуалов в сопротивляющейся им общественной среде или высокомерие советской политической элитой в связи с победой во Второй мировой войне? А может вообще – интеллектуальная неспособность коллективистского общества к философским обобщениям? Возможно, философия есть чисто индивидуальное предприятие и принципиально неколлективизируема? Для любого коллективистского общества оказывается цивилизационным вызовом. Тут нужно рассматривать все возможности, потому что вопрос о разрушении России сегодня стоит очень серьезно.

Второе разрушение империи происходит 1991 году в связи с распадом СССР и деятельностью Ельцина как Президента России. В связи с этим также начинается распад России, то есть процесс дезинтеграции СССР, начавшийся в 80-е годы ХХ века. Пытаясь остановить распад России, ее президент Путин был вынужден прибегнуть к восстановлению архаичной формы имперской власти, начиная с Оранжевой революции в Украине в 2004 году.

Если распад СССР стал следствием отказа советской правящей элиты от идей советских интеллектуалов 50-70-х годов, то нынешняя архаизация России является следствием интеллектуального бездействия российских интеллектуалов и российской элиты на протяжении всего постсоветского периода с 1991 года. Архаизация сегодняшней России это квазиконцептуальное движение, ублюдочный интеллектуализм, потерявший этические и эстетические традиции и периода «серебряного века», и периода советских диссидентов.

Лишь в последние годы в России для немногих интеллектуалов стало ясно – без возрождения философии нечего даже и думать о создании нового миропроекта. Однако было уже поздно. Сегодня же нужно ставить вопрос Громыко более масштабно – почему российские интеллектуалы проиграли Россию?

Нынешняя архаизация России это интеллектуальный откат, демонстрирующий интеллектуальную неспособность России к созданию нового миропроекта. Конечно же в России есть люди, которые раздумывают о таком миропроекте. Однако кто-то его видит как национально-евразийский, то есть этнически-территориальный миропроект (Хоружий, Гиренок, Лепский, Дугин, Громыко), а кто-то видит его как глобальный и даже сетевой миропроект (Переслегин, П.Щедровицкий, Неклесса).

С 2000-го года в России начинаются попытки создания нового универсального проекта. Однако эта сверхзадача изначально выполнялась старыми средствами, старым языком, в наличной картине мира, без каких-либо внятных попыток пересмотра средств, языка и концептуальных обобщений. Мои попытки как-либо поучаствовать в этом процессе, предъявляя конструктивизм в качестве возможного пути теоретического развития, в том числе и идей СМД-методологии, наталкивались в то время на неприятие, а то и на откровенное хамство со стороны российских интеллектуалов.

Ни один из предложенных в России миропроектов не был универсальным. Цикл книг «Проект Россия» – это православный фундаментализм, не имеющий особого универсального значения рядом с концепциями развитой католической теологии, протестантскими доктринами прагматизма, исламским сетевым концептом религиозного завоевания мира или китайским сетевым концептом культурно-товарного завоевания мира. Концепция общественной безопасности «Мертвая вода» – чистой воды экстремизм. «Русский мир» – лингвоцентристская концепция сетевого объединения россиян по всему миру (русский Мир как русский, но не Мир) выродилась в российский шовинизм мирового масштаба с доминирующей там секьюритизацией русской идентичности. Евразийство – ресурсно-территориальная археомодернистская концепция господства России на континенте Евразия, сколь противоречивая, столь же и убогая, особенно на фоне Китая и его континентальной экспансией.

Три из этих архаичных миропроектов («проект Россия», «русский мир» и «евразийство») стали основой архаизации России. Кроме того, в России был раздут до гипертрофированных размеров миф о победе России во все еще так называемой Великой Отечественной войне, при том, что ни о какой одногосударственной победе во Второй мировой войне речи идти не может. Точно так же был раздут миф о величайшем государственном руководителе – Сталине. Эти два мифа служат поддержке коллективной мании величия России на уровне государственной политики.

Вторым компонентом, кроме мании величия, стали две фобии – фобия в отношении якобы злонамеренного Мира в лице обобщенного Запада и фобия в отношении националистической и якобы фашиствующей (с 2014-го года) Украины. Эти фобии стали основанием мирозлобия, то есть подозрения Мира в злонамеренности в отношении России, порождающего злобу России в отношении такого Мира. Фобия в отношении Украины порождена представлением о якобы ее предательстве – как будто Украина когда-то присягала на вассальную верность России.

Восстановление справедливости, которое якобы осуществляется российской властью, не имеет никаких внятных философских обоснований. Фундаментальное непонимание справедливости для государства – мирового контекста справедливости (справедливость внутри мира для Мира), общечеловеческой сущности справедливости (справедливость есть форма перспективы для всего человечества) и формы взаимности справедливости (справедливость не для России, а для всех) завело Россию в политический тупик.

Мифы и фобии стали основой чудовищных мотивационных компрессоров, запущенных на государственном уровнем российской телепропагандой, превративших российских людей в агрессивных и истеричных «зомби». Масштабы такого превращения просто удивляют – писатели, актеры, ученые и журналисты, призванные по роду деятельности иметь хоть какую-либо рефлексию, выглядят как люди, лишенные не то, что рефлексии, но вообще какого-либо позитивного мышления.

В интеллектуальном процессе современной России проявилось особое явление, заметное как в текстах российских интеллектуалов, так и в комментариях на Фейсбуке при обсуждении российско-украинских отношений последнего времени, – имперская шизофрения. Имперский интеллектуал может рефлексивно и непредвзято рассуждать о любой гуманитарной проблеме, пока дело не доходит до целесообразности существования империи или анализа актуальных действий имперской власти. В этих вопросах рефлексивность и критичность странным образом исчезают, и интеллектуал буквально на глазах превращается в «ватника».

В работе «Зомбирование в России и как с этим жить дальше» я показал основание этого явления как рефлексивную избирательность. Теперь же можно утверждать, что такая рефлексивная избирательность приводит к особой имперской шизофрении, то есть двойственности сознания – одна часть сознания может быть теоретичной, научной, критичной, рефлексивной, а вторая часть сознания оказывается некритичной и нерефлексивной, выпадающей из науки и неспособной к теоретическим обобщениям.

Империи не создаются постфактум. Империя это претензия на универсальный миропроект. Такой миропроект должен быть создан до того, как начинается война за создание (восстановление) империи. Стратагема «давайте завоюем территорию, а потом придумаем для нее универсальные смыслы» не работает. Если миропроект не создан, а территориальная экспансия для возрождения империи уже началась, то такая экспансия ничего общего с цивилизационным действием не имеет – это всего лишь насилие над народами. Волевые действия пассионариев не могут заменить отсутствие универсального смысла.

Современные действия России в лице Путина показывают, что Россия осуществляет не миропроект, а элементарное территориально-ресурсное воровство территории из чисто реваншистских побуждений, основанных на мифах и фобиях. Путин ни разу так и не представил ни одной осмысленной концепции видения новой России, которую можно было бы хоть как-то интерпретировать как универсальную. То, что представляет Путин, это просто проговаривание страхов, типа «нашего мишку хотят посадить на цепь, вырвать зубы и когти».

Ретроспективно на основе анализа действий российской власти можно обнаружить, что современная империя в России создается с установкой на использование и перераспределение территории и находящихся на ней ресурсов. Рубль как российская валюта в этой схеме оказывается обеспечен исключительно энергоносителями, но не научными и не технологическими инновациями. Поскольку имперские потуги российской власти являются реакцией на процессы распада России и экономическое давление Запада, то такая реакционность принципиально не приемлет никакой перспективы.

Россия структурно не в состоянии воссоздать империю в каком-либо приемлемом для себя виде, поскольку деньги, зарабатываемые ей на продаже энергоносителей, она вкладывала не в науку, не в гуманитарные концепты, не в космос, не в структурные реформы в экономике, а в прибыль близких к власти бизнесменов и в резервные фонды на случай войны. Это просто какая-то вселенская глупость России – копить деньги на роскошь и на экспансионистскую войну, разоряя и архаизируя страну, делая ее непривлекательной для всего мира.

Никаких внятных научных или технологических инноваций за последнее время Россия миру не предложила. Ее претензии не то что на мировое господство, но даже на региональное лидерство выглядят очень спорно. Ядерное оружие может являться сдерживающей силой для остального мира, но оно совершенно не работает для усиления влияния России на свои бывшие колонии. При этом зависимость от энергоносителей бывших колоний России уже недостаточна для диктата им Россией своей воли.

Нынешние российские интеллектуалы у себя в стране сегодня являются либо жертвенной «пятой колонной», либо «имперскими сторожевыми псами», либо внутренними эмигрантами, то есть людьми, находящимися в депрессии, прострации и дезориентации. Причем если прострация и депрессия приводит просто к молчанию этих интеллектуалов, то дезориентация имеет самые разные формы – от упреков к своей «пятой колонне» и невнятных обвинений украинских интеллектуалов в разных надуманных ошибках до интерпретации цитат из философско-публицистической классики прошлого.

Многие российские интеллектуалы спрашивают: а почему украинские интеллектуалы не принимают участия в создании общего универсального проекта вместе с Россией – ведь если проект универсальный, то там есть место всем. Главная причина этого – в неспособности российских интеллектуалов строить отношения с близкими народами как с равными, что проявляется в уже ничем не подкрепленном назидательном хамстве российских интеллектуалов. Другая причина – в потрясающей воображение акцентуированной и агрессивной некритичности российских интеллектуалов в отношении «русского мира», империи, российской власти.

Традиционно отношение украинских интеллектуалов к российским интеллектуалам было зависимым. Распад СССР создал ситуацию интеллектуальной конкуренции, в которой до начала 2000-х российские интеллектуалы явно доминировали. С начала 2000-ых российские интеллектуалы начинают беспрецедентную архаизацию, что приводит к недоверию и настороженности украинских интеллектуалов. С этого времени интеллектуалы Украины вынуждены были делать интеллектуальные усилия самостоятельно, что приводит к созданию ими новых онтологических и транзитологических подходов к будущему, которые скептически воспринимаются российскими интеллектуалами.

После событий 2014-го года отношение украинских интеллектуалов к российским интеллектуалам – холодное презрение. Такое отношение является следствием утраты российскими интеллектуалами какого бы то ни было уважения и доверия со стороны украинских интеллектуалов. Российские интеллектуалы поставленных проблем не видят, заданных вопросов не слышат, предъявленных вызовов не принимают. Вместо этого они бубнят какие-то имперские, антизападные и антиукраинские мантры. Никакие подкупы российской политической элитой украинской политической элиты эту ситуацию не изменят. Потерянная российскими интеллектуалами концептуальная власть не возобновляется в политике или экономике. Она может быть возобновлена лишь интеллектуально.

По большому счету, имперская драма России состоит в интеллектуальной импотенции при наличии ресурсно-территориального богатства страны. Имперская драма России состоит в том, что универсальный проект, который только и может хоть как-то оправдать империю, превращен этой страной в фундаменталистский шовинистический мирозлобный проект. Имперская драма России состоит в поражении цензурно-силового проекта организации собственного гражданского общества. Имперская драма России состоит в социальном поражении России на всех территориях, которые она так или иначе пыталась аннексировать за годы с момента распада СССР. Имперская драма России – это превращение гордости великороссов в надменное высокомерие, а тайн русской души – в открытое мирозлобие, в пределе содержащее ядерную войну с миром. Имперская драма России в символическом плане состоит в том, что вторую по значению имперообразующую страну – Украину – Россия превратила в своего врага.

Самая главная тайна империи – это использование пассионарного потенциала периферии в смысловых онтологемах и перспективных транзитологемах центра. Когда привлекательность смыслов и перспектив центра иссякает, периферия отказывает империи в доверии. Львиную долю могущества для России составляли не ее малоинтеллектуальные глубинки, а города Украины – так было в имперской России, так было в СССР, в остаточной степени так было даже после распада СССР. Отказ украинских интеллектуалов от поддержки смыслов и перспектив Москвы делает проект современной российской империи сомнительным. А уж агрессия и ненависть российской политической элиты к украинцам ставит жирный крест на имперском проекте России.

В России и в Украине борются две архаичные цивилизационных схемы развития – имперская и националистическая. Сегодня российской элите кажется, что если Россия не будет империей, то России не будет вообще. Части украинской элиты кажется, что Украина возможна лишь как национальное государство. По сути, оба этих умозаключения построены на отказе от новых форм сетевой самоуправляемой организации, которая исподволь становится доминирующей по всему миру.

Для российских имперцев признание Украины отдельным государством, признание воинов ОУН-УПА стороной многостороннего конфликта, воевавшей и против Германии, и против СССР, признание права Украины на самостоятельный геополитический выбор – это интеллектуальные, а не политические действия. Иначе говоря, если российские имперцы не готовы это признать, то они неинтеллектуалы.

Точно так же, для украинских националистов признание русского языка как имеющего права на изучение и использование на территории Украины, признание врагом путинского режима, а не России, признание экономических реалий сотрудничества с Россией являются действиями интеллектуального порядка, а не политического. В этом смысле украинские националисты, которые не готовы это признать, неинтеллектуалы.

Точно так же для российских националистов признание права иных народов на свой национализм, признание украинского государства как политико-правового факта, в том числе, и для России, признание права украинцев на защиту своей территории, а значит на вооруженную борьбу против русского сепаратизма, это все действия интеллектуального порядка, а не политического. В этом смысле российские националисты, которые не готовы это признать, неинтеллектуалы.

Для интеллектуалов сегодня это стало проблемой идентичностного выбора – националист и имперец оказались одинаково неспособны к интеллектуальной работе.

Если националист неспособен к интеллектуальной деятельности из-за этнического эгоизма и желания культурного комфорта внутри нации, то имперец неспособен к интеллектуальной деятельности из-за неспособности рассматривать иные организационные модели мироустройства, кроме империи.

Националисты это империалисты наоборот. Если первые мыслят нацию как всеобъемлющую универсальность мира, то вторые мыслят империю как всеобъемлющую универсальность над нациями. И первые, и вторые неспособны воспринять отказ от нации как базовой формы мыслимости. Сегодня же нужны формы неимперской и ненациональной универсальности, то есть иные формы организационной мыслимости не только Мира, но Внемирности и даже Немира.

Дополнительная проблема империализма России в том, что она не может осуществить откат к национализму. Империализм не замещается конкурирующим с ним национализмом. Националисты и имперцы стоят друг друга – их война не может быть закончена поражением кого-либо одного, и в этом понимании она бессмысленная, но не вечная, ибо исчезают сами основания их войны.

Империя и нация – оппозиционные формы мыслимости Мира модерна, разрушаемые в постмодерне. Сеть – форма мыслимости Мира, Внемирности и Немира возникающая в эпоху конструктивизма.

Страна, некогда победившего социализма, а заодно и всякого успешного процветания, которому денно и нощно завидовал мировой империализм, а оттого всегда строил заговоры против места перманентного топтания к добру, свету и неистребимой духовности, уперлась в новый камень преткновения. На сей раз в заговор втянулся братский соседский народ по несчастьям разным, что вообще-то странно, так как народ сей не любит лишних резких движений, а любит под сало и горилку песни петь, от которых потом щемит в сердце, и хочется народу сему простить все, и даже жить с ним вместе, в тесном братском союзе на зло тому же заговору.

Конечно, огромному, сшитому по живому жесткими толстыми нитками, конгломерату из разных людей по мировоззрению, религии, цвету кожи и разрезу глаз, продержаться в среде, где каждый так и норовит удушить, трудно. Приходится защищаться. И воевать. Воевать и защищаться. Это уже идея. Цемент, так сказать. Скрепочный вариант. Скрепы должны быть из железа и стали. Техника стоит вытягивания жил. Мир развивается. Орудия защиты дорожают не по-детски!.

Логика в этом есть. Все должно быть ясно и понятно. Враги нам мешали жить изначально. Чтобы дойти до сытой нынешней житухи сегодня, надо было потеснить соседей еще в средние века. Тактика правильная. Посмотрел косо в нашу сторону – значит потенциальный враг. Мы тебя, чтобы не угрожал, к себе присоединим. Будешь недовольно зыркать уже не снаружи, а внутри.

Напали на русских людей в Сибири? Прекрасно. Освободим ее от врагов. Станет нашей на веки вечные. Мощь будет произрастать Сибирью. Ермак даром хлеб не кушал. Ермак делал геополитику.

Это нелегко. Это трудно. Если выбрал определенный путь, будь готов ко всем прелестям этого пути. Ничего не изменилось в геополитике одной шестой суши с самой глубокой древности, в смысле с Корсуни целой. То чехи в Праге неожиданно нападут на нас, то афганцы в Афгании, то грузины в Грузии, а теперь (о ужас!) и украинцы в Украине.

Но выход всегда есть. Посидели-подумали крепко умнейшие из умнейших в одном тайном месте и постановили – где слышна наша ласковая речь, там и наши интересы. Наш мир, считай. Кто не согласен – с пляжа это самое... Доктрина называется.

Обострим все до неузнаваемости и будем стоять на своем – нас нет, но мы есть! И чем больше подписывать! Беспощадно и всюду, где только получается. Или где соглашаются. Потом разберемся. История побурчит-побурчит и... махнет на все рукой. Куда ей деваться? Главное, использовать правильно передышку. Пока мировой заговор ищет у нас смыслы, мы уже будем успешно отбиваться от агрессоров в Эстонии, или в Польше. Да что там Польша! Наши люди ведь даже в ЮАР есть. Ну и в Зимбабве конечно. Напрасно они там что-то с нами подписали. Опыта нет. Африка. Что с нее возьмешь? Наивщина...